Васька-Василиса. Волосы — живое золото. Глаза — зелень невозможная. Вся как из искушения и чистоты кристальной вылепленная. Как тебя такую было не захотеть себе? Даже зная, что перехожу дорогу другу единственному, бешеному Арсу, на тебе повернутому, кажется, вечность, даже четко осознавая, что ты какая-то непостижимая загадка для меня. А я ведь тогда был не из тех, кто разгадывает, а только тем, кто почти все купить пытается. Всегда ведь работало, а вот с ней — нет. Да и не сильно-то и долго я старался. Чуток поиграл в романтичного влюбленного, а потом съехал на старые рельсы.

И хорошо, что так вышло. Что она вовремя увидела, какое я дерьмо. Что сама от меня отказалась. Ведь я был слишком малодушен даже для этого. Это как найти случайно потрясающей чистоты изумруд, настоящее сокровище, вцепиться ручонками алчными в надежде, что сам рядом с такой истинной ценностью станешь выглядеть не такой дешевкой. Но надежды не оправдались: деньгами оправу Василисе мне было из себя не создать, а больше и предложить нечего.

Жадная до денег и всего, что они приносят с собой, Оленька, с готовностью закрывавшая на мою мелочную сущность глаза, способная на любую подлость, шантаж, — вот тот потолок, который я заслуживал. Но и отдать, честно отпустить добровольно Василису я не решался. Сделать такое — окончательно утратить уважение к себе и ту крошечную веру, что еще смогу, когда-нибудь, стать лучше и достойнее. Жить-то потом дальше нахрена?

Схватив ветку, с досадой швырнул ее в огонь, нахально прижавшись полностью к засопевшей беспечно Полине. Вот и с чего поперло на размышления в стиле благородного и совестливого героя второсортного романчика? Я тут, между прочим, девушку планомерно и без всякого стыда и раскаяния соблазняю, а не ностальгии по ушедшему предаюсь. Еще раз с подозрением зыркнув на Белоснежку, спросил себя: может, ну его на фиг вообще? Что-то как-то не так, не по плану идет у меня с ней. Ладно, утро покажет — оно имеет полезное свойство развеивать вот такие вот ночные псевдоромантические мороки.

Закрыв глаза, велел себе спать.

Глава 9

Бо-о-оже, как же хорошо-о-о…

Как же я люблю эти крепкие надежные руки, в которых мне всегда было так уютно. В которых я всегда чувствовала себя защищенной, в безопасности.

Тимка мой. Тимочка. Ну почему я раньше не сказала тебе о своих чувствах. Сколько ненужных событий могло пройти мимо, сколько ночей мы могли бы провести вместе, вот так, тесно прижавшись друг к другу. Сколько дней я могла бы начинать вот с такой чудесной неги: твое горячее дыхание у моей шеи, и чуть ниже, и вот уже рядом с ключицей, а тут и дисциплинированные мурашки резво маршируют навстречу едва угадываемым прикосновениям теплых сухих губ, что подкрадываются к вставшему по стойке смирно соску, подобно солдату на посту, вытянувшемуся во фрунт при виде командира.

— Да-а-а, — еле слышно шепчу, запуская жадные пальцы в отросшие локоны. И когда только успел так зарасти? Вроде только недавно подстригся перед… А перед каким событием он подстригся? — Хочу. Очень хочу. Всегда хотела, Тимочка.

— Белоснежка, ты либо закрой рот, либо открой глаза. Очень, знаешь ли, неприятно слышать чужое мужское имя из уст женщины, которую ласкаешь.

Что?

Какая Белоснежка?

Тима? Черт! Нет! Тимка женится!

А я у черта на куличках, застряла на чертовом необитаемом острове, с чертовым курортным жиголо, или как они там называются!

Хотя, по правде сказать, этот самый Марк — если он не врет и назвал мне настоящее свое имя — меньше чем за двое суток умудрился сделать так, что я уже не помню, сколько раз поменяла свое мнение о нем от самого плохого до отличного и обратно.

Открыла глаза и тут же уперлась взглядом в сердитый прищур того, кто, собственно, и держал меня в объятиях.