От этих слов матабеле вздрогнули и зашептались, будто леса Цикаммы под восточным ветром с моря.

– Пятьсот монет, – повторил Хендрик Наайман. – Ты сможешь купить пятьдесят ружей и целое стадо отличных коров.

– Дай сюда камень, – приказал Базо.

Хендрик помедлил, и острия ассегаев немедленно кольнули кожу, заставив бастаарда вздрогнуть.

Взяв камень, матабеле задумчиво посмотрел на него и вздохнул.

– Дело серьезное, – сказал он. – Я должен все обдумать. Сейчас уходи, вернешься завтра в это же время. Тогда я дам тебе ответ.

После ухода бастаарда в хижине еще долго царило молчание.

– Пятьсот золотых монет, – наконец сказал Камуза. – Я соскучился по холмам Матопо, по сладкому молоку коров в стадах моего отца. С пятьюстами золотыми монетами можно уйти отсюда.

– Ты знаешь, что делают белые с теми, кто крадет такие камни? – тихо спросил Базо.

– Эти камни им не принадлежат. Бастаард сказал…

– Не важно, что сказал желтушный бастаард. Если белые тебя поймают, тебе не жить.

– Одного заживо сожгли прямо в хижине. Говорят, запах был как от поджаренного кабана, – пробормотал один из воинов.

– Другого привязали за ноги к лошади и пустили ее галопом до самой реки. От него одни ошметки остались.

Жестокость наказаний заставила матабеле ненадолго задуматься, хотя сжигать людей живьем им и самим доводилось. Как-то во время вылазки за стадами соседей их отряд загнал двести мужчин, женщин и детей из племени машона в лабиринт пещер возле деревни. Вылавливать побежденных в темном нутре холмов было слишком муторной задачей, поэтому воины матабеле заложили входы ветками и подожгли их. Некоторые машона выбегали сквозь пламя – живые, вопящие факелы.

– Смерть в огне – это плохо, – сказал Камуза, доставая рог с нюхательным табаком.

– Но пятьсот монет – это много золота, – отозвался один из сидевших напротив воинов.

– Разве сын крадет телят из стада собственного отца?

Вопрос Базо заставил воинов онеметь. Для матабеле огромные стада составляют богатство всего народа. Каждый мальчик должен поработать пастухом – и познакомиться с суровыми законами и наказаниями, которые управляют жизнью стад и пастухов.

– За глоток молока из вымени чужой коровы полагается смерть, – напомнил Базо.

Все вспомнили, как по крайней мере один раз каждый из них нарушил этот закон: в безлюдном месте выдавливал молоко из соска прямо в рот и белые струйки стекали по подбородку на обнаженную грудь. Каждый мальчишка племени хотя бы раз рискнул жизнью, чтобы добыть глоток парного молока и уважение сверстников.

– Это ведь не теленок, – возразил Камуза, – а просто камешек.

– Мой отец Ганданг считает белого человека по имени Бакела своим братом. Для меня взять что-то принадлежащее Бакеле – все равно что украсть у собственного отца.

– Если ты отдашь камень Бакеле, то получишь одну-единственную монету. Бастаард дает пятьсот.

– Дело серьезное, – согласился Базо. – Я подумаю.

Остальные свернулись на подстилках из тростника, закутавшись в меховые накидки, а юноша долго сидел в одиночестве у потухающего костра, глядя на горящий холодным огнем алмаз.

Ехавший впереди Невил Пикеринг спешился.

– Надеюсь, мы не помешали, майор. Я хотел бы познакомить вас с моими друзьями.

– Я знаком с мистером Хейзом. – Зуга пожал руку долговязого инженера из Техаса и повернулся к третьему гостю. – И разумеется, наслышан о мистере Родсе.

В прохладной сухой руке с крупными костяшками чувствовалась сила, хотя рукопожатие было быстрым и легким.