Луиза каждый день благодарила Бога за то, что отправила сына в безопасное место. Детская смертность в этих условиях чудовищно возросла, а в коллеж Сен-Николя, в который он должен был вернуться, когда возобновятся занятия, однажды ночью попал снаряд, унеся с собой жизни нескольких маленьких мальчиков, которые спали в дортуаре.

Но боевой дух парижан не ослабевал. Они шутили друг с другом насчет смены диеты и других лишений, хотя постепенно вид у них становился такой же измученный и унылый, как и у разрушенного города. Недоедание, холод и болезни собрали более серьезную дань, чем обстрелы. У богатых, правда, по-прежнему была на столе еда, но остальные существовали на хлебе, вине и кофе. Потом не стало и хлеба, людьми овладела паника. В Париж пришел голод, но армия собиралась предпринять последнюю большую атаку.

Луиза с Мари наблюдали, как уходит на встречу с врагом оборванное войско. Шеренги Национальной гвардии пополнили гражданские добровольцы, мальчики и старики, которые везли за собой съестные припасы в пролетках, омнибусах, торговых фургонах. Нельзя было представить более разительного контраста этих оборванцев с императорскими войсками, некогда поражавшими город блеском и величием, но все-таки это зрелище пробудило в парижанах гордость и надежду. Участников марша приветствовали отовсюду. Когда последние солдаты скрылись из виду, Мари с Луизой отошли от окна и стали заправлять освободившиеся в госпитале койки и следить за тем, чтобы везде, где только возможно, установили дополнительные кровати для участников предстоящего сражения.

Это был разгром, масштабы которого невозможно даже вообразить. И парижане осознали необходимость капитуляции. Раненые, покрытые грязью и ошеломленные поражением солдаты возвращались огромными беспорядочными толпами. Даже не получившие ранений возвращались домой больные, сломленные и настолько изможденные, что падали прямо на улицах, и их подбирали лавочники или те, кто находился поблизости. Луиза и все другие сиделки сбились с ног. Даже Катрин, как бы она сама ни была слаба, делала что могла — утешала умирающих. Среди них был и Анри Берришон. Он не узнал ее, пребывая в полубессознательном состоянии от сильной боли, но в момент смерти вцепился в ее руку, она поцеловала его в лоб и закрыла ему глаза.

24

Франция сдалась. Для того чтобы окончательно сломить ее дух, Бисмарк потребовал частичной оккупации Парижа. Правительству пришлось согласиться на это. В день, когда пруссаки официально въехали в Париж, чтобы щегольнуть своей победой, Мари с Луизой опустили шторы на всех окнах здания. То же самое происходило по всему городу — во всех магазинах и кафе ставни держались закрытыми, вешали таблички, что пруссаки обслуживаться не будут. Шестьсот представителей немецкой знати, великолепные в своей офицерской униформе и сверкающих шлемах, ехали во главе длинной колонны кавалерии и других войск, прошествовавшей по Елисейским Полям. За ними молча, с ненавистью и враждой, наблюдали парижане. Когда через несколько дней победители отбыли восвояси, они оставили после себя горькое болезненное чувство унижения, которое еще больше настроило против правительства отдельные группы людей, чем грубый просчет с осадой.

Луиза, горя нетерпением увидеть Поля Мишеля и не обращая внимания на то, что на горизонте заново сгущаются тучи, написала ему, что ожидает его скорейшего возвращения. Вместе с продовольствием в город хлынула задержанная почта. Луиза прочитала письма от Уилла, который уверял ее, что магазин процветает и что в ее отсутствие разработкой фасонов занимается одна из ее протеже, которую он лично назначил. Он скучает по ней, любит и остается ее преданным Уиллом. Она была растрогана, но сразу же по прочтении вложила письма обратно в конверты. Когда же писала ответ, то ни словом не обмолвилась о возвращении в Англию.