— Пока нет, — ответил полупрозрачный Рашид. — Но терпения мне не занимать.

— Убирайся отсюда! — рассердился Лука. — Тебя тут только не хватало, господин… Как тебя зовут?

Полупрозрачный Рашид улыбнулся — вроде бы дружелюбно, но не вполне.

— Я, — начал он, как будто благожелательно, но не совсем, — я пришел за твоим отцом, и я его сме…

— Замолчи! Не произноси этого слова! — завопил Лука.

— Я просто пытаюсь объяснить, с твоего позволения, — настаивал фантом, — что у каждого человека своя сме…

— Не произноси этого! — еще громче закричал Лука.

— …и все отличаются друг от друга, — продолжал фантом. — Нет и двух похожих. Каждое Живое существо уникально, не похоже на других. У каждого свое собственное уникальное начало, собственное уникальное продолжение, а стало быть, в конце каждого ждет своя собственная уникальная сме…

— Не надо! — пронзительно взвыл Лука.

— …и я являюсь этой уникальной собственностью твоего отца. Или вскоре стану ею. И тогда ты уже не сможешь видеть сквозь меня. Потому что тогда я стану настоящим, а он, сколь мне ни жаль говорить об этом, вообще перестанет существовать.

— Никто не заберет моего отца! — закричал Лука. — Никто! Даже вы, господин… Как вас там? С вашими страшилками.

— Никто, — повторил за ним полупрозрачный Рашид. — Ладно, можешь так и называть меня. Я и в самом деле Никто. И этот Никто собирается забрать твоего отца. Я, можно сказать, твой Никтопапа.

— Ерунда какая-то, — проговорил Лука.

— Отнюдь нет, — возразил полупрозрачный Рашид. — Боюсь, Ерунда тут ни при чем. Вот увидишь, я не отношусь к Ерунде.

Лука опустился на ступеньки крыльца и закрыл лицо руками. Никтопапа. Он понял, что объяснял ему полупрозрачный Рашид. Настоящий отец будет постепенно угасать, а этот фантомный — становиться все сильнее. И в конце концов останется только Никтопапа, а отца не станет. Но в одном Лука был уверен: он вовсе не готов остаться без отца. Он никогда не будет к этому готов. Он так отчетливо осознал это, что укрепился духом. Есть только один выход, сказал он себе. Этого Никтопапу надо остановить, и он, Лука, должен придумать, как это сделать.

— По правде говоря, — заметил Никтопапа, — я вынужден признать — чего тут таиться? — что ты уже добился феноменального успеха. Я имею в виду пересечение Границы. Так что, возможно, ты способен и на большее. Возможно, ты даже способен исполнить то, о чем так страстно мечтаешь. Возможно, ха-ха, ты даже добьешься моего уничтожения. Противник! Весьма приятно, весьма! Очень мило. Я даже заволновался.

Лука посмотрел на него.

— Что еще за «пересечение Границы»? — спросил он.

— Ты сейчас не там, где был, — с готовностью пояснил Никтопапа. — И видишь не то, что видел раньше. Эта дорожка не та, и дом не тот, а этот папа вовсе не тот папа, как я тебе уже объяснял. Если тот твой мир сдвинется на шаг вправо, он столкнется с этим миром. Если же он сдвинется на шаг влево… Впрочем, об этом пока не стоит говорить. Посмотри, насколько в этом мире все ярче и красочнее, чем в том, привычном для тебя. Это, видишь ли… Вообще-то, я не должен бы тебе говорить… Это Волшебный Мир.

Лука вспомнил, как споткнулся на пороге, и у него на миг сильно закружилась голова. Может, как раз тогда он и пересек границу? И куда отклонился, вправо или влево? Должно быть, все-таки вправо.