Странно осознать, что я люблю папин смех, но это правда так. Он так мало ему подходит – мягкий и почти девичий – потому что папа высокий мрачноватый чувак с впечатляющей бородой. Из-за его любви к литературе в сочетании с карьерой в химической промышленности он получил от меня прозвище Химингуэй, когда я был в возрасте, когда уже отпускал шутки, но еще не понимал, насколько она меткая. Кое-кто из его коллег не раз заявляли, что это придумали они, но дома все знали, как оно было на самом деле.

– Знаю, что это мало помогает, – отвечает он. – И последнее, что тебе нужно, – это мы, вчетвером встревающие в твои отношения. Но в семье так всегда и происходит, – задумчиво почесав щеку, он добавляет: – Ты даже себе представить не можешь, сколько удовольствия получают твои мама, сестра и бабушка, вмешиваясь в твою личную жизнь.

– Имею некоторое представление, – я отвожу от него взгляд и смотрю на океан.

– Моя семья делала со мной то же самое, – замечает он. – И я терпеть это не мог.

Засмеявшись в ответ, я снова перевожу на него взгляд.

– Не сомневаюсь.

– Если ты считаешь, что бабушка сейчас перебарщивает, представь только, что было, когда она стала сыта по горло четырьмя детьми и дедушкой и была в ударе.

– Ого. Да уж.

– Понимаешь, о чем я, да? – кивая, говорит он. – Так вот что я тебе хотел сказать: когда я еще не познакомился с твоей мамой…

Поняв руку, я начинаю отворачиваться.

– Нет-нет. Я не могу.

Папа смеется снова и хватает меня за плечо.

– Ой, да просто выслушай меня. Прежде чем познакомиться с твоей мамой… – он мнется и отводит взгляд, – ну, я встречался.

Боже, папа так шифрует «переспал со множеством женщин».

Он кивает, нервно посмеиваясь.

– Довольно много, вообще-то, – добавляет он.

Я закрываю глаза, подавляя желание содрогнуться.

– Пап, я понял.

– Это были восьмидесятые, – оправдывается он. – Случайный секс был нормой. Даже поощрялся. Но когда я познакомился с Джули, понял, что она – для меня. Это не означает, что я больше не получал удовольствие от секса…

Я испускаю стон.

– …или что был готов жениться на первой встречной. Нет, дело было в ней самой, – папа наклоняется, заставляя меня встретиться с ним взглядом. – Так что не позволяй маме, сестре или даже бабушке убедить тебя в необходимости остепениться, если сам того не чувствуешь, – он делает паузу, после чего добавляет: – Ты просто пизец как налажаешь, если это будет не по огромному собственному желанию.

Чувствую, как мои глаза вот-вот вылезут из орбит. Папа никогда не выражался. Ну то есть это человек, кто ходит в церковь по воскресеньям, даже не чертыхается и морщится, когда Марго ругается при просмотре матчей «Чарджерсов». Сказать, что он вежливый, – значит сильно преуменьшить.

– Спасибо, папа.

Но он еще не закончил.

– Поэтому, – продолжает он, – если тебе действительно нравится эта девушка, скажи ей об этом. Попытайся ее завоевать. Когда я познакомился с твоей мамой, мне было столько же лет, как и тебе. И я никогда не сомневался в верности своего решения. Ни разу.

Я смотрю на папу и пытаюсь представить его моложе – того, кто, когда я был маленьким, вставал на рассвете и шел с доской на пляж за несколько часов до работы. Того, кто подкрадывался к маме сзади, пока она готовила, шептал что-то на ушко и получал от нее, хихикающей в ответ, шлепок. Даже будучи ребенком, я понимал, что у моих родителей очень хорошие отношения. И по сей день, когда они едут на машине, он кладет руку маме на колено, никогда не ложится спать без нее, слушает, как у нее прошел день, пока она готовит, при этом совершенно не отвлекаясь – ни на телефон, ни на телевизор, ни на газету.