Крепко
схватывает «присоска», одному нипочём не выбраться. Правда, чтобы влезть в неё, особый талант нужен — хорошо видна аномалия, даже зелёный новичок за
десять шагов разглядит и спросит, что это там, мол, в траве серебрится?
Я ошибся. Не в «присоске» было дело. Молодой парень в сильно изношенном, явно с чужого плеча комбинезоне лежал на боку, держась обеими руками
за живот и негромко, протяжно стонал.
— Что случилось?
— С-снорк… зараза… помоги.
— Потерпи. Сейчас полегче станет. — Я достал из бокового кармана аптечку, выковырнул из неё шприц с анестетином. Снорк, значит? Ох, и скверные
раны после этой твари остаются, лёгкими их никак не назовёшь. Без мощных антибиотиков пиши пропало — нагноится, гангрена пойдёт, а если проникающее,
то дело совсем дрянь.
— Спокойно. Не дёргайся, это обезболивающее. — Я склонился над раненым. — Сильно он тебя?
— Не. — Паренёк вдруг улыбнулся, а мир исчез в короткой ослепительной вспышке.
Ох, чёрт… вся правая сторона головы раскалывалась от тупой, пульсирующей боли, глаза отказывались открываться, во рту стоял солёный привкус. В
ушах шумел прибой, ныли связанные, начинающие затекать руки.
— Ты, придурок… а ну как сдохнет? Нахрена ты его так долбанул? У жмура про тайники спрашивать будешь?
— Ништяк. Очухается. Я ж слеганца.
— Видел я, как слеганца. Если окочурится, я тебя, падла, самого за хабаром в Зону пошлю.
— Э, Бугор, ты базар-то фильтруй. А то как бы чего не вышло. Случайно так. Слеганца, гы…
— Ну, ты оборзел, в натуре… кому диктуешь, сявка?
— Прав Зуб. Хоть ты и босс, а пацанов огорчать не надо… гляди, очухался. Эй, олень, глазки-то открой!
Чьи-то руки грубо дёрнули меня за шиворот, подняли.
— Сидеть, на… Муха, сметнись за сюрпризом.
Мне, наконец, удалось разлепить опухшие веки.
— Здорово, Лунь. Давненько не виделись.
— Саранча. Прав был Барин. — Прохрипел я.
— Это в чём же прав был покойничек? — Поинтересовался Саранча, здоровенный, под два метра ростом, детина с тупым взглядом, и похожим на полную
луну угреватым лицом. Старый знакомый, угораздило меня как-то раз даже в ходку с ним отправиться. Мой крестник — ночью сожрал бывший стажёр свой
трёхдневный рацион и половину моего, после чего смотался по-английски. Говорил потом, что страшно в Зоне стало, вот и ушёл, а я как дурак его двое
суток по холмам да буеракам искал. Набил я ему потом морду, и до Хип стажёров у меня больше не было.
— А в том, что сволочь ты. — Я поискал глазами Хип. От сердца отлегло — в подвале, кроме меня, Саранчи, и ещё четырёх молодчиков бандитского
вида, никого больше не было. Ушла. Умница, Хип. И даже жестокий удар армейского ботинка по рёбрам не смог стереть с моего лица улыбку.
— Хамите, парниша. — Сказал Саранча. — Нехорошо, Лунь, так со старыми друзьями.
— О, ништяк у тебя, Рыло, погоняла была. |