|
Сионист отвлёкся от томика Мандельштама, покусал губу и тихо изрёк: — Ишь… надулся… как лунь на крупу. Мм… точнее, мышь. Да… — и продолжил чтение. — Не переживай, Лунь, — хлопнул меня по плечу ближайший сталкер. — Хороший дядька тебя окрестил, стоящий. Примета добрая. Виброзвонок на ПМК выдал серию коротких вздрагиваний. Ткнув два раза в сенсорный экран, я прочитал сообщение. «Здоров буди, Лунь. Ты ещё в Коржино? Если да, и если не тяжко, глянь, дружище, чего там возле второго пруда делается, и заодно дартсов накидай, потому как старые сдохли давно, а пруд зело интересный. Сегодня не надо, завтра желательно, часам к трём. Премиальными не обижу. Михайлова» Из всех «ботаников» Светка Михайлова нравилась мне по-настоящему. Может, по причине её довольно юного для кандидата возраста, может, по причине неиссякаемого оптимизма вкупе со студенческим жаргоном, которым она щедро пересыпала даже свои доклады на собраниях разномастной учёной братии. Но, подозреваю, Светлана Григорьевна нравилась мне и по другим причинам. Я даже имел некоторые надежды на взаимность. Удивительное явление природы эта Светлана, или, проще, Гюльчатай. Наполовину русская, наполовину китаянка, она в свои двадцать два успела очаровать половину НИИ от зелёного лаборанта до украшенного почтенными сединами профессора. Впрочем, профессора физики аномальных образований обещали ей дать через год, что, впрочем, неудивительно: Гюльчатай, закончившая школу в тринадцать, в семнадцать окончила с отличием МИФИ, сдала давно готовую кандидатскую и вот уже пятый год успешно двигалась к докторской. Природа, одарив таким мозгом человеческое существо, как правило, отыгрывается на чём-нибудь другом. Здесь же она решила не жлобиться, и Гюльчатай казалась сказочным восточным цветком среди бледно-синих от хронического умственного напряжения «ботаников». Раскосые карие глаза, смуглая кожа и чуть пухлые губы в сочетании с прямыми, цвета воронова крыла, волосами, собранными в хвост разили наповал. Даже вечно нейтральный Сионист при виде красавицы выпячивал тощую грудь и воинственно выдвигал подбородок. Не удержавшись, я пролистал меню ПМК и вывел на экран несколько случайных фото: Гюльчатай на симпозиуме в Москве пожимает руку какому-то дряхлому хрычу; она же, у гермокамеры повышенной защиты копается щупом в новом артефакте, который я самолично приволок ей из Чёртова Гнезда; просто улыбается, махая рукой. Само собой разумеется, к старым барским прудам я пойду. Попёрся бы даже с другого конца Зоны, дурак этакий… Сам факт того, что Гюльчатай лично отслеживает мои сообщения, грел душу. «Ботаники», как правило, сами никогда не опускались до переписки со сталкерами, оставляя эту работу компьютерам, и лишь изредка посматривали, кто из нас находится ближе к интересной для них точке Зоны. Для яйцеголовых мы были расходным материалом, вроде пробирок или роботов, которыми они поначалу очень увлеклись. Роботы, неуклюжие гусеничные машинки, и теперь часто попадались в самых разных участках Зоны, раздолбанные в пух и прах аномалиями, заржавевшие, изъеденные кислотами. Группы лаборантов Института неоднократно гибли, попытка привлечь к изучению АЗ регулярные войска окончилась высокой смертностью и массовым дезертирством последних. И тогда на арену вышел Его Величество Сталкер. Где-то там наверху посчитали, что преследовать данный «уголовный элемент» не просто бесполезно по причине его неистребимости, но ещё и крайне невыгодно. |
