|
Вроде бы… Удивительное дело, но интерьер «трёшки», точнее, то, что от него осталось, говорил о том, что бывшие жильцы либо уехали до эвакуации и за вещами вернуться не смогли, либо просто отлучились из дома на пять минут, растянувшиеся в итоге на десятилетия. Покосившийся гардероб в прихожей с грудой истлевшей одежды и мутным зеркалом в треснутой раме; лосиные рога над дверью; сервант с пыльными стёклами и фарфоровым сервизом; пепельные от осыпавшейся побелки ковры на полу. Обесцветившиеся, хрупкие обои свернулись в трубки, открыв заклеенные жёлтыми газетными листами стены, штукатурка в углах почернела и растрескалась, шторы висели грязной ветошью, на подоконниках стояли цветочные горшки с землёй. Я достал камеру и аккуратно отщёлкал не меньше полусотни кадров. Интересное жилище, так что сохраню для потомков эти фото. С профилактической, так сказать, целью, а там, может, и ботаники чего углядят. Но это вряд ли, «лирика» их мало интересовала. Задержавшись у напольного аквариума и понаблюдав россыпь мелких костей на чёрной корке дна, я вошёл в спальню, где обнаружил скелет кошки возле большого лампового телевизора. Уф… От слабого, чем-то знакомого звука со стороны санузла сразу стало не по себе. То ли стон, то ли свист напоминал звук, какой бывает, если подуть в горлышко стеклянной бутылки. Я резко развернулся, готовясь от пояса выпустить пару зарядов в источник воя — Зона, блин, здесь любой непонятный шум может означать смертельную опасность — и уже почти надавил на курок. Санузел был пуст. Унитаз в жёлтых потёках ржавчины, чугунная ванна с отколотой эмалью, плитка противного серо-зелёного цвета. Медленно, очень медленно подойти, посмотреть, что же там такое дудело. Дурак ты, Лунь. Неймётся тебе… Звук повторился, на этот раз громче. Завыло прямо из унитаза, как из раструба какого-то экзотического духового инструмента, и одновременно с этим из канализации дохнуло холодным воздухом подпола, напитанным терпкой сырой вонью. Я вдруг понял, что стою один в заброшенном здании, в соседней квартире труп, темнеет, и кто-то стонет в канализационных трубах. Да чёрт с ним, с «пластилином». В другой день. Поискал, называется, жердину… Обратный путь занял гораздо меньше времени — маршрут уже отмечен собственными следами и кусочками красного кирпича. Прихрамывая, я удалялся от третьего корпуса слепых пятиэтажек к своему схрону, укромному лежбищу, оборудованному в колодце отопления. До Бара часа четыре резвым пешкодралом, и до темноты мог бы успеть, но мотаться туда и потом обратно не хотелось, потеря времени, так что отсижусь ночку и с утра дойду до прудов, заодно и окрестностями полюбуюсь на предмет хабара. Так… сложный участок: слева «разрыв», справа «стеклорез». Хорошие такие аномалии, честные, не разглядит только слепой — над «разрывом» бледненькое марево у самой земли, даже вроде мираж намечается, «стеклорез» плоскостями играет: появится над асфальтом прозрачный лист, повисит долю секунды, и нет его, ещё парочка под углом друг к дружке, пропали… ни дать ни взять — стекла витринные, отмытые до отменной прозрачности. Да вот только попасть под такое стёклышко что-то не хочется — срежет наискось, как исполинской бритвой, одинаково легко и столб бетонный, и рельсину, и сталкера, буде таковой сунется. Что-то яйцеголовые болботали про эту аномалию, мол, нестабильные плоскостные сдвиги в структуре пространства. Только вот насчёт нестабильности наврали: по «стеклорезу» можно часы сверять. |
