|
Тогда народ вздохнул с облегчением, воодушевленный надеждой, что их страданиям, кажется, приходит конец. Именно в это время в Мемфис явился Джейбиз, гоня перед собой упряжку лошадей, которых он, по его словам, решил продать принцу, не желая, чтобы они попали в другие руки. Судя по цене, которую он запросил, это, должно быть, были превосходные животные. – Почему ты хочешь продать своих лошадей? – спросил Сети. – Потому что вместе с моим народом я ухожу в земли, где слишком мало воды, и они могут погибнуть, о принц. – Я куплю их. Займись этим, Ана, – сказал Сети, хотя я хорошо знал, что у него лошадей более чем достаточно. Принц встал, показывая, что беседа закончена, но Джейбиз, который истово кланялся, выражая свою благодарность, поспешно сказал: – Я рад слышать, о принц, что все было, как я предсказывал вернее – как мне было велено предсказывать, и что несчастья, поразившие Египет, миновали твой царственный дом. – Значит, ты рад слышать неправду, поскольку худшее из несчастий случилось именно в этом доме. Мой сын умер. – И он отвернулся Джейбиз поднял глаза от земли и взглянул на принца. – Знаю, – сказал он, – и скорблю, потому что эта утрата поразила тебя в самое сердце. Однако ни я, ни мой народ в этом не виноваты. Если ты подумаешь, то вспомнишь, что и тогда, когда я воздвиг вокруг этого дома защитную стену в благодарность за твое доброе отношение к Израилю, о принц, и еще раньше я предсказывал и велел другим предупредить тебя о том, что, если ты и Мерапи, Луна Израиля, сойдетесь вместе, тебя могут постичь большие невзгоды через нее, ибо, став женой египтянина вопреки нашему закону, она должна разделять участь египетских женщин. – Возможно, – сказал принц. – Я не хочу говорить на эту тему. Если эта смерть была делом ваших чародеев, могу сказать лишь одно – плохо заплатили они мне за все, что я стремился сделать для израильтян. Впрочем, чего еще я мог ожидать от такого народа в таком мире? Прощай. – Одна просьба, о принц. Разреши мне поговорить с моей племянницей Мерапи. – Она не принимает. С тех пор как с помощью колдовства убили ее ребенка, она никого не хочет видеть. – Все же я думаю, она не откажется повидаться со своим дядей, о принц. – Что же ты хочешь ей сказать? – О принц, милостью фараона мы, бедные рабы, собираемся навсегда покинуть Египет. Поэтому, если моя племянница останется здесь, я, естественно, хотел бы проститься с ней и сообщить ей кое какие подробности, касающиеся нашего рода и нашей семьи, которые она, может быть, пожелала бы передать своим детям. Услышав слово «дети», Сети смягчился. – Я тебе не доверяю, – сказал он. – Может быть, у тебя наготове еще какие нибудь проклятия против Мерапи, или ты скажешь ей что нибудь такое, от чего она почувствует себя еще более несчастной, чем теперь. Но если бы ты захотел поговорить с ней в моем присутствии… – Достойный принц, я не решаюсь настолько утруждать тебя. Прощай. Не откажись передать ей… – Или, если это тебя смущает, – перебил его Сети, – в присутствии Аны, если только она сама не откажется принять тебя. Джейбиз минутку подумал и ответил: – Пусть будет так – в присутствии Аны. Это человек, который знает, когда надо молчать. Джейбиз поклонился и ушел, и по знаку принца я последовал за ним. Вскоре нас впустили в комнату госпожи Мерапи, где она сидела в глубокой печали и одиночестве, закрыв голову черной накидкой. – Привет тебе, дядя, – сказала она, взглянув на меня и, думаю, поняв причину моего присутствия. – Ты хочешь сообщить мне еще о каких нибудь пророчествах? Пожалуйста, не надо, твои последние оправдались с лихвой. – И она дотронулась пальцем до черной накидки. |
