|
Тогда узурпатором овладеет ревность и, если он захочет, Сети заснет спокойно – навсегда. Если ему не перережут горло, то лишь по одной причине: я удержу руку убийцы. Прощай, я не могу больше говорить с тобой: мой мозг охвачен пожаром; завтра его бы короновали, и меня с ним. – И она ушла, величественная и царственная как всегда, оставив меня гадать, имела ли она что нибудь реальное в виду, говоря о грядущих бедствиях Египта, или это были случайные слова. Позже мы с Бакенхонсу ужинали в школе при храме Птаха, где его называли отцом из за его преклонного возраста, и я узнал кое что еще. – Ана, говорю тебе, такой мрак висит над Кеметом, какого я не видел даже тогда, когда все думали, что варвары победят нас и поработят страну. Аменмес будет пятым фараоном на моем веку, первого я видел, когда был совсем ребенком и держался за подол моей матери, но ни разу коронация не была столь безотрадной. – Может быть, потому, что корона перейдет к тому, кто ее недостоин, Бакенхонсу? Он покачал головой: – Не только поэтому. Мне кажется, эта тьма, как и свет, спускается с небес. Люди боятся, сами не зная чего. – Израильтяне? – предположил я. – Вот это ближе к делу, Ана, ибо они несомненно имеют к этому отношение. Если бы не они, завтра короновали бы не Аменмеса, а Сети. Кроме того, весть о чуде, которое совершила в храме красавица еврейка, разнеслась по стране, и в этом видят дурное предзнаменование. Я говорил тебе, что через шесть дней в храме была освящена прекрасная новая статуя Амона? Так вот, на другое утро ее нашли лежащей на боку, вернее, ее голова покоилась на груди Мут. – Но в этом Мерапи не виновата, она ведь уехала из этого города. – Конечно, уехала, но разве Сети тоже не уехал? Все таки, думаю, она что то оставила позади. Что бы то ни было, даже наш новый божественный повелитель не может подавить страх. Ему снятся дурные сны, Ана, – добавил он, понизив голос, – такие дурные, что он призвал Ки, главного мага, чтобы тот истолковал его видения. – И что сказал Ки? – Ки ничего не мог сказать; вернее, когда он и его компания вопросили своих Ка, то единственным ответом было, что царствование этого нового бога будет очень кратким и кончится одновременно с его жизнью. – Что, пожалуй, не очень обрадовало бога Аменмеса, Бакенхонсу? – Что совсем не обрадовало бога. Он даже пригрозил Ки. Довольно глупо угрожать великому магу, Ана, – как, между прочим, сказал ему сам Ки, смотря ему в глаза. Тогда тот попросил у него прощения и осведомился, кто сменит его на троне, но Ки сказал, что не знает, ибо керхеб, когда ему угрожают, ничего не помнит. – А он знал, Бакенхонсу? Вместо ответа старый советник раскрошил на столе кусочек хлеба, потом, водя пальцем, выложил из них приблизительное подобие бога с головой шакала и двух птичьих перьев, после чего быстрым движением смахнул все крошки на пол. – Сети! – прошептал я, прочитав иероглифы имени принца, и он кивнул и засмеялся своим раскатистым смехом. – Иногда люди приходят к тому, на что имеют право, Ана, особенно если они не ищут своих прав, – сказал он. – Но в таких случаях сперва происходит много всяких ужасов. Новый фараон – не единственный, кому снятся сны. В последние годы я плохо сплю и иногда вижу сны, хотя и не владею искусством магии, как Ки. – Что же тебе снилось? – Мне снилась огромная толпа, движущаяся, подобно саранче, по всему Египту. Перед ней двигалась огненная колонна, из которой простирались две руки. Одна держала за горло Амона, а другая – нового фараона. Следом за толпой – колонна из тучи, а в ней образ, подобный незапеленатой мумии, образ смерти, стоявшей на воде, в которой плавали бесчисленные мертвецы. Мне вспомнилась картина, которую мы с принцем наблюдали в закатном небе над страной Гошен, но об этом я ничего не сказал. |
