|
Жюстен не без труда добрался до первого павильончика, имевшего форму деревянного сабо, прильнул к маленькому окошку и разглядел две банкетки с матрасами, столик, стулья нелепой формы… Он пошел дальше в другом направлении – нелегкая пробежка по пересеченной местности – и заглянул в окошко суфлерской будки: две банкетки с матрасами, стол, стулья… Что ж, чудесно! Он повернул обратно, торопясь поскорее дойти до машины: начался дождь и с каждой минутой припускал все сильнее. По шоссе Жюстен уже бежал и добрался до своего ситроена весь в поту. Усевшись в машину, он разулся, включил отопление, вентиляцию и радиоприемник и в одних носках нажал на педаль, радуясь вновь обретенным благам цивилизации. Он медленно спускался с холма, потому что машину заносило на поворотах. Эти типы не сумели даже приличной дороги проложить. Гнусная шайка… «Дворники», расчищавшие стекло машины, служили метрономом радиомузыке, до странности в такт раскачивая своими щетками. Шины шелестели, словно прошлогодняя листва. Жюстен начал мурлыкать себе под нос, уж очень он был доволен, что наконец убрался из кемпинга. Он остановил машину только тогда, когда, по его мнению, носки и брюки достаточно высохли. Его соблазнило какое то бистро для шоферов. Медлительные парни в брезентовых робах, сами похожие на грузовики, которые ждали их у входа, ели, будто важное дело делали, – степенно, вдумчиво. Жюстен заказал себе паштет и бифштекс. Все оказалось очень вкусным, бифштекс пухлый, сочный, даже на Центральном рынке в Париже и то не подали бы лучше. На обратном пути, поскольку дорога шла мимо ресторана «Дохлая лошадь», – простите великодушно, мимо «Трех королевских рыцарей»! – Жюстен остановился, чтобы выпить чашку кофе, и направился прямо в бар. Антуан приветствовал его как старого знакомого, принес ему кофе из ресторана, хорошего кофе, а не того, что подавали в баре, и предложил заодно попробовать малиновой настойки – эта настойка и арманьяк были гордостью ресторана. В этот вечер в баре было все таки оживленнее, несмотря на дождь, а может быть, и по причине дождя. Люди в кожаных куртках, в резиновых сапогах; лесной сторож со своим псом… Какой то человек, очевидно иззябший и решивший выпить… какой то коммивояжер… Барон появился, когда вся публика уже разошлась, метнул в сторону Жюстена быстрый взгляд и приложил два пальца к берету. Жюстен поднялся со стула и, облив барона лазурью своих очей, сказал: – Разрешите, мсье, пригласить вас к моему столику! – Охотно, – проскрипел барон. – Мсье Жюстен Мерлэн, если не ошибаюсь? Жюстен, благодушный и любезный, завел разговор об охоте, об окрестных лесах… Пробила полночь, они все еще сидели за столиком: после первого же стакана у барона развязался язык, а собеседники приканчивали уже четвертый. – Кемпинг был ставкой всей моей жизни, я рискнул ради него всем состоянием, – вещал барон, развалившись на банкетке. На нем была все та же канадская куртка, надетая, очевидно, прямо на голое тело. Сидел он, положив ногу на ногу, они свисали с банкетки вяло, как неживые, а его узкая, изящная и грязная рука небрежно играла стаканом. – Это было высоко полезное для всех предприятие, оно могло бы обогатить целый край… Я рассчитывал построить там открытую сцену для театральных представлений… У нас играл бы Национальный театр, и весь Париж съезжался бы к нам на спектакли! Вы только представьте себе, всего в восьмидесяти километрах от Парижа, красивейший ландшафт, да еще освещенный прожекторами. |
