|
Спокойствие вернулось к нему еще по дороге. К счастью. Иначе не известно, что сталось бы с ним при виде сада… Ни газона, ни маргариток, ни незабудок, даже аллей и тех не стало. Развороченная земля, зияющие ямы – одна возле другой, черные дыры, глыбы земли, а рядом с ними белые столбики, – похожие на совсем еще новое солдатское кладбище… Ни розовых кустов, ни куртин… Высокая липа и кусты сирени показывали всему свету свои обнаженные корни… Среди этого беспорядка и опустошения валялись пустые жестяные ящики с наклейками «Динамит». Как на войне – тот же пейзаж. Жюстен явился после сражения, в уничтоженном саду уже не было ни души. Он вошел в дом. В кухне, над бельевым баком заливалась в три ручья мадам Вавэн. Казалось, что ее передник и руки мокры не от воды, а от слез. – Говорят, они имеют право, – сказал Жюстен и с нескрываемым удовольствием услышал в ответ вопли и проклятия мадам Вавэн. – Право! – кричала она во все горло, – право! Конечно, когда на одного целый десяток лезет, тогда право их! К чему тогда, скажите на милость, нужны жандармы? Только чтобы несчастных людей хватать – вот на что! Анонимное общество… этих анонимных, небось, не возьмешь! Все они промеж себя сговорились, все! Один толстяк в шляпе чего стоит… Им все нипочем. Эти анонимные ничего не бояться, пойди найди их… Громко рыдая, мадам Вавэн скрылась в гараже. Она окончательно потеряла самообладание. Жюстен поглядел на дверь, на бельевой бак и пошел в библиотеку. Ярость улеглась. Зеркало в оловянной рамс отразило его бледное лицо. Небо тоже было оловянное. Жюстен опустился в красное кресло. Можно было подумать, что те, уже старые известия об аресте Бланш, вызвали нынешнее безумие. И Бланш стала еще более осязаемо присутствующей здесь… У них были одни и те же беды. Жюстен Мерлэн, окончательно выдохшийся от ярости, незаметно заснул в кресле. Потухшая трубка выпала на ковер из его разжавшихся пальцев. Его разбудили крики. Жюстен решил, что они вернулись, схватил первый попавшийся под руку предмет – тяжелый бронзовый бюстик Дидро – и побежал в сад… Сцена разыгрывалась по ту сторону решетки в пролете стены, отделявшей сад от поля. На первом плане возле пашни тесной кучкой держались вчерашние молодчики в сапогах, разорившие сад Жюстена; лицом к ним выстроились в ряд крестьяне, вооруженные вилами… Обе стороны были разделены пространством нежно зеленеющего поля. Стоял оглушительный крик. Оловянное небо нависло низко, только вдоль горизонта полукругом шла светлая трещина. Обутые в сапоги молодчики сделали шаг вперед, крестьяне с отчаянной бранью подняли вилы. Молодчики сделали еще шаг, и их сапоги примяли нежную зелень. Крестьяне, стоявшие на краю поля, точно на берегу озера, обогнули его, разделившись на две группы стихийным непроизвольным маневром. Они бежали теперь, выставив вперед вилы, очевидно намереваясь обойти неприятеля слева и справа, не топча при этом рожь…, Молодчики, не раздумывая, бросились со всех ног наутек, прямо через посевы и скрылись в кустарнике, росшем по краю слегка горбившегося поля. Крестьяне не погнались за ними, они, опершись на вилы, смотрели, как враг улепетывает со всех ног. Крики, брань стихали, как грохот удаляющейся грозы. Не спеша, вскинув вилы на плечи, то и дело оглядываясь, крестьяне тоже пошли прочь и вскоре исчезли из виду. Жюстен перевел дыхание… Бронзовый бюстик Дидро, который он ухватил за голову и сжимал изо всех сил, больно впился носом в мякоть ладони. Взволнованный животворным волнением, он шагал взад и вперед по саду. |
