Но и «Пфайзером» он тоже не был и брал по‑божески, 15–20 процентов, а не пытался вздрючить клиента, требуя тысячу процентов.
Благодаря связям Буббы среди бездомных нам понадобилось минут двадцать, чтобы найти парня, подходившего под описание бомжа, укравшего мой ноутбук.
– А, Вебстер, что ли? – сказал посудомойщик в суповой кухне на Филдс‑Корнер.
– Мелкий черный пацан, из телесериала девяностых? – уточнил Бубба. – Он‑то нам на хрен сдался?
– Не, брат, уж точно не мелкий черный из телесериала. Мы ж теперь в две тысячи десятых живем, или тебе не сообщили? – скривился посудомойщик. – Вебстер белый, низенький такой, бородатый.
– Вот этот Вебстер нам и нужен, – сказал я.
– Не знаю, имя это у него или фамилия, но он спит где‑то на Сидней, около…
– Не, он оттуда сегодня сдернул.
Снова гримаса. Для посудомойщика мужик явно был слишком чувствительным.
– На Сидней, рядом с Сэвин‑Хилл‑авеню?
– Не, я имел в виду другой конец, у Кресент.
– Тогда ни хрена ты не знаешь. Усек? Так что закрой варежку.
– Ага, – сказал Бубба. – Варежку закрой.
Он был слишком далеко, чтобы его пнуть, поэтому я заткнулся.
– Так вот, он там в конце Сидней живет, на пересечении с Бэй‑стрит. Желтый дом, второй этаж, там еще кондер в окне, последний раз работал еще при Рейгане, выглядит так, будто скоро кому‑нибудь на голову прилетит.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Мелкий черный пацан из сериала, – сказал он Буббе. – Не будь мне пятьдесят девять с половиной лет, я б тебе за такое жопу надрал. И основательно.
Глава 7
Дойдя до Сэвин‑Хилл‑авеню, Сидней‑стрит становится Бэй‑стрит и пролегает поверх туннеля метро. Примерно раз в пять минут весь квартал начинает ходить ходуном, когда под ним с грохотом проносится поезд. Бубба и я слышали уже пять таких вот грохотов, значит, проторчали в его «эскалейде» уже не меньше получаса.
Бубба не умеет и не любит сидеть на месте. Ему это напоминает о детских домах, приемных семьях и тюрьмах – местах, где он провел примерно половину своей жизни. Он уже поигрался с GPS‑навигатором – вводил случайные адреса в разных городах, чтобы посмотреть, нет ли, случаем, в Амарилло, штат Техас, улицы под названием Пенис‑стрит или не бродят ли туристы по Роговски‑авеню в Торонто. Когда ему надоело искать несуществующие улицы в городах, куда он совершенно не стремился, он переключил свое внимание на радио. Поймав очередную станцию, он прислушивался с полминуты, после чего не то вздыхал, не то хрюкал и менял канал. Через какое‑то время он достал из‑под сиденья бутылку польской картофельной водки, глотнул. Предложил бутылку мне. Я отказался. Он пожал плечами, глотнул еще.
– Слушай, давай просто дверь высадим.
– Мы даже не знаем, дома ли он вообще.
– Ну а какая тогда разница?
– А такая. Если он вернется, когда мы будем внутри, и увидит, что дверь кто‑то вышиб, то рванет отсюда, только пятки засверкают. Что тогда делать будем?
– Подстрелим его из окна.
Я посмотрел на него. Он уставился на второй этаж заброшенного трехэтажного дома, где якобы обитал Вебстер. Лицо его, словно у отмороженного херувимчика, было безмятежно – обычно он выглядел так, когда раздумывал, кого бы мочкануть.
– Никого мы подстреливать не будем. Даже пальцем его не тронем.
– Он тебя обокрал.
– Он безобидный тип.
– Он тебя обокрал.
– И бездомный к тому же.
– Это да, но он тебя обокрал. |