– Зато ваш отец огражден от…

– От ведьм? Ну да, огражден. Хотя каждый день сквозь это ограждение пробираются всё новые, одна другой краше. Отец мой угасает, а у моего брата девять новых плотоядных уродцев. Ты сам не можешь держать их в узде, а он не желает.

– Моя госпожа… Увакадишу.

– Ты свободен, Аеси.

Какое то время он стоит, а затем идет к выходу. При этом ветер внезапно идет на убыль, и его свист за окнами прекращается. Соголон замечает, что от Аеси не укрылось и это. Принцесса возвращается к себе на трон.

– Встань, девочка, – говорит она. – Поди сюда.

Соголон стоит прямо перед ступенями трона, не поднимая глаз. Принцесса спускается и влепляет ей звонкую пощечину – такую, что Соголон пошатывается, но не вскрикивает. В глазах загораются слезы; чтобы их скрыть, она прикусывает губы, но тщетно – они всё равно стекают.

– Ревешь? Попробуй еще за мной пошпионить – велю тебя сжечь. Ишь ты, слезы пускает! Радуйся еще, что ты не приглянулась принцу. Хочешь увидеть, где держат тех, кто пришелся ему по вкусу?

Соголон ждет еще четверть луны, прежде чем снова отправиться к Олу ранним утром, и снова с ней для защиты идет лев. Ее имени Олу не помнит, но помнит, что она чем то себя проявила. Тогда она напоминает ему его слова, что однажды он забудет, отчего забыл. Глядя на нее, он припоминает: между ними произошло что то тяжелое; какое то время он был этим даже угнетен, но потом оно забылось, и теперь уже не помнится. Соголон смотрит на него и говорит:

– Я прогоняю твоих шлюх, отсюда и ощущение.

Он кивает, соглашаясь. Соголон просит его обучить ее грамоте. Он не знает, откуда у него к ней доверие, ведь он при дворе не верит никому. Она указывает на заметки по стенам, стульям, на кровати и на полу и ничего не говорит, когда он пропускает те, что написаны красным.

Голова у Соголон пухнет, слишком много всего для обыкновенной девочки. Постигать от воителя Олу грамоту, но еще и постигать самого воителя; дитя тьмы, которое с той поры к ней не наведывается, но преследует в мыслях, отчего она боится поднять глаза. Затем есть еще Аеси королевского двора и Аеси на стене воителя Олу, и тот и другой страшноватые. А еще Сестра Короля, которая когда то была, но как бы и не была, хотя ее имя запечатлено на стене Олу. Может, всё это от учения, из за которого у нее в уме оседают не только слова, но и привязанные к ним смысл и вес. Тем не менее от учебы она не отступается, даже когда ветер доносит в ее сторону слухи о том, что воитель де снова точит свой боевой штырь о какую то пигалицу, которой по виду не влезает даже фитюлька блохи, не говоря уж о могучем жезле Месаря Борну – и еще, и еще всякое. Ну и, разумеется, принцесса, которая держит ее при себе, потому что заинтригована девочкой, от которой нет никакой пользы.

– Может, в тебе есть прок съедать всё, что приносится мне? – смеется она.

А она наблюдает за принцессой в ее веселье и меланхолии и обнаруживает, что они обе, в общем то, из одного теста. Нередко принцесса шутит, что Соголон бесполезна как рабыня, но в ней немало пользы как в королеве; «смотрите, мы обе не в том дворце». Она тянется к Соголон – по крайней мере, так это выглядит, – пока до девочки не доходит, что она здесь тоже ручная зверушка. Принцесса говорит глубокие вещи, потому что думает, что они порхают мимо нее как над ушами собачки.

Слишком много всего кружится в голове у Соголон, слишком много. За всем этим она отстраняется от Сестры Короля, жены Олу. Никто ее не помнит, кроме них двоих, а по сути – ее одной, потому что Олу не ведает, что ночами выкликает ее имя, а Соголон ее никогда даже и не видела, не знает, как она выглядит или как звучит ее голос. Отстраняется она и от Кеме. Теперь они видятся только урывками, от случая к случаю.