— А Кровавый Билл, наверное, сильно испугался за судьбу своей династии? — осведомился он.

— Это еще слабо сказано, — подтвердил лорд Энтони.

— Тогда подождите минутку! Картинка, кажется, вырисовывается неплохая… Дайте мне подумать. У меня такое чувство, будто я до сих пор еще не разучился этого делать.

Лорд Энтони молчаливо повиновался. Сирил молчал и минуту, и пять, и двадцать минут.

— Пожалуй, мне действительно пора к Крипсу, — заявил он наконец. — Все-таки я его офицер связи. Моя обязанность — немедленно сообщать ему все, что я знаю о планах германского генерального штаба.

— Без всякого сомнения, — улыбнулся в ответ лорд Боулинг.

— Тогда давайте пройдемся по бульварам и выпьем где нибудь по чашечке кофе, — предложил Сирил. — Уже светает. Мы можем зайти в кафе «Ротонда». А потом я от правлюсь к своему портному и буду его тиранить до тех пор, пока не получу наконец свой мундир. Они вышли, вдыхая холодный утренний воздух. В трехстах ярдах от них, возле тюрьмы Сайте, собралась небольшая толпа. Она окружала нечто вроде высокой рамы из двух вертикальных балок, накрытых третьей, под которой поблескивал треугольный кусок металла.

Это была гильотина.

— Обывателю знай подавай победы — что в войну, что в мирное время, — усмехнулся Сирил. — Будем считать, что вчера я отлично развлек вас; а теперь, на закуску, предлагаю взглянуть на это изысканное зрелище, и можно будет считать вечеринку законченной.

Лорд Энтони поморщился: ему-то как раз было прекрасно известно, что там происходит. Однако любопытство его юного друга, казалось, передалось и ему. Они подошли ближе. Помост гильотины был оцеплен полицейскими.

В этот самый миг ворота тюрьмы открылись, и оттуда вышла небольшая, но весьма торжественная процессия.

Все взоры немедленно устремились к центральной фигуре: это был мужчина, очевидно, уже очень старый, с отвисшей челюстью; из глотки его раздавался отвратительный вой. Глаза его готовы были выскочить из орбит, а выражение их было таково, что описать его невозможно никакими словами. Руки, упрятанные в рукава странного балахона, были крепко привязаны к туловищу. Двое стражников поддерживали его, в то же время решительно подталкивая вперед. Кроме этого ужасного крика, вокруг не было слышно ни звука. Из толпы не доносилось ни шороха, ни вздоха. Служаки знали свое дело: быстро, почти машинально они уложил и старика на доску, привязали к раме. Его вопли неожиданно прекратились. Еще через секунду раздалась отрывистая команда жандарма; нож упал. Толпа вздохнула, как единое существо, глубоко, жутко, каким-то нечеловеческим вздохом. Лорд Энтони Боулинг потом так и не мог вспомнить, когда именно до его ушей донесся звук падения головы в корзину, до этого вздоха или после.

— Кого казнили? — спросил Сирил у соседа.

— Un Anglais, — ответил тот. — Le Docteur Balloch

Сирил пошатнулся: в этом страшном старике он никогда бы не узнал своего бывшего знакомого.

В тот же миг к нему приблизился еще один человек, не узнать которого он не мог бы при всем желании, даже одетым, как сейчас, в форму французского полковника — Дуглас!

Он держал за руку девочку: глаза у той заплыли гноем, волосы, были растрепаны, улыбавшийся рот раскрыт; казалось, что ребенка самым бессовестным образом накачали наркотиком.

— Доброе утро, капитан Грей, вот так встреча! — любезно произнес Дуглас, очевидно чувствуя себя триумфатором. — Надеюсь, вы хорошо провели время в Неаполе?

— О да, просто превосходно, — ответил Грей.