Лиза слушала, обняв Сирила и склонив голову ему на плечо.

— Я не стану спрашивать, как этому научиться, — сказала она, — потому что для этого я наверняка должна буду отказаться от Сирила.

— Для этого вам нужно будет лишь отказаться от самой себя, — возразил мистик, — а это все равно придется сделать рано или поздно. Но волноваться не стоит: каждый поднимается по своим ступенькам, а вы, если я не ошибаюсь, прямо-таки скачете по ним.

— Я пробовал заниматься Дао, — признался Сирил, — но у меня не получилось.

Старый маг рассмеялся:

— Ты напоминаешь мне историю о старике, застигнутом снежной бурей. Замерзнув, он решил уменьшить свой объем, думая тем самым уменьшить и холод, и снял с себя всю одежду. Но стало еще хуже. Вот и тебе будет становиться все хуже — до тех пор, пока ты не «уберешь» свое материальное тело целиком и полностью. А ты надеялся добиться всего полумерами. Вот и вышло, что твое Я» и твоя Воля разделились — или, если хочешь, разделились твое стремление жить и стремление к Нирване, а на этом хорошей магики не построишь.

Слушать это Сирилу было мучительно. Он знал достаточно, чтобы понять, как высоки те горы, на которые ему еще предстояло взобраться. Осознав же, вернее, интуитивно почувствовав, что ему и не избежать этого, он едва сумел подавить в себе приступ малодушия.

— Что это?! — воскликнул вдруг Саймон Ифф.

В тот же миг где-то по соседству раздался ужасный крик.

— Это я виноват, — сокрушенно пробормотал старый маг. — Заболтался как старый дурак! Видимо, в какой-то момент я отождествил себя с обычным Саймоном Иффом, и тут уже мое «Я» и моя Воля разделились. О, гордыня, гордыня!

Сирил, очевидно, тоже понял, что произошло. Выпрямившись во весь рост, он сделал какое-то странное движение руками. После этого, нахмурившись, он быстро вышел на улицу. Через минуту он уже стучал в дверь к соседям. Не добившись ответа, он высадил дверь плечом.

На полу лежала женщина. Над ней стоял сосед-скульптор, держа в руках окровавленный молоток и смотря прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом. Грей встряхнул его. Тот пришел в себя и спросил, недоумевающе озираясь:

— Что случилось? Кто это сделал?

— Ничего не случилось! Это сделал я, слышите вы, я!

Скорее же, помогите ей!

Но скульптор неожиданно разрыдался и был не в состоянии предпринять что-либо. Упав на тело женщины, очевидно служившей ему натурщицей, он заливался горькими слезами. Сирил скрипнул зубами; девушка могла умереть.

— Учитель, идите сюда! — крикнул он наконец.

Но Простак Саймон уже был тут, незаметно подойдя к Сирилу.

— В таких случаях, — сказал он, — когда совершается насилие над самой Природой, когда кто-то пытается ломать ее законы, нам позволено действовать. Точнее, мы даже обязаны восстановить нарушенное равновесие, и если для этого понадобится удар, мы нанесем его, тщательно отмерив его силу. Семена ссоры уже зрели в сердцах этих людей; удар был направлен на тебя, но твое «Я» было разделено, и он угодил мимо. Их собственная злая воля довершила остальное, открыв этому удару двери. Что ж, поможем барышне. Он достал из кармана небольшой пузырек и капнул лекарством ей на губы и в ноздри. Затем смочил свою ладонь и приложил к ране на голове натурщицы. Вдруг скульптор с громким криком вскочил на ноги: его руки были в крови, и кровь эта текла с его головы.

— А теперь назад, в студию, и как можно быстрее! — приказал Саймон. — Я не хочу входить с ними в объяснения. Через пять минут оба совершенно придут в себя и будут думать, что все это привиделось им во сне.