— Я не понимаю этого футбольного жаргона. Лучше объясни мне, зачем кому-то понадобилось вмешиваться в наши дела. Неужели им мало своих?

— Я понимаю, что тебе это кажется нелепым, ноты-то судишь уже с высокофилософской точки зрения. А на бытовом уровне все это достаточно ясно. Это — логика вора, которому мешают электрические лампы и сигнализация. Легко понять, что умный вор станет голосовать против тех депутатов городского совета, которые собираются увеличить ассигнования на науку. Ведь ученые способны придумать еще что-нибудь, что затруднит ему «работу».

— В чем же состоит «работа» ваших противников?

— В общем и целом речь идет скорее об эгоизме, хотя это слово, к сожалению, стало ругательным и потому может лишь затемнить для тебя суть дела. В сущности, мы не менее эгоистичны; только мы понимаем, что вещи, находящиеся за пределами нашего сознания, тоже составляют часть его. Так, я сознаю, например, что, желая познать какую-то иную душу, иное тело, иную идею, я должен отождествить себя с ними, сняв преграду между моим «Я» и «не-Я», Возвращаясь к примеру с конусом, можно было бы сказать, что я, как вода, стараюсь усвоить форму как можно большего количества кривых, чтобы познать целиком весь конус. Маг же, принадлежащий к Черной Ложе, держится лишь одной своей излюбленной кривой, провозглашая ее главной над всеми остальными; и, конечно, в тот момент, когда конус целиком уйдет под воду, пропадет и он со своей кривой: буль! — и нету.

— Смотри, каков поэт! — отозвался на это Саймон Ифф. — Кто-кто, а брат Сирил высоко себя ценит; во всяком случае, его замысел продолжения рода предполагает раскрытие красоты, живущей в его душе, перед всем миром, чтобы другие души могли воспринять ее свет. Черный же маг, наоборот, скрывает все; он никогда и ничем не станет делиться. Так даже его знания со временем канут в Лету.

— Но у вас ведь общество тоже тайное! — заметила Лиза.

— Да, но лишь для того, чтобы нам не мешали. Мы запираем двери, чтобы не лезли профаны со своими дурацкими советами, точно так же, как хороший хозяин запирает двери на ночь, чтобы не забрались жулики и бродяги… Скорее даже, как библиотека, требующая от читателей соблюдения определенных правил. Мы тоже не хотим, чтобы всякие дикари грязными руками шарили в уникальных рукописях и вырывали страницы из наших книг. Люди пустые любят разглагольствовать о знаниях, которые сами по себе открыты всем; однако в них есть тайна, охраняемая лучше всех других тайн на земле, и охраняет ее тот простой факт, что для освоения даже маленькой части этих знаний человеку, призови он хоть весь свет на помощь, придется потратить целую жизнь.

Тайну нашей Магики мы охраняем не менее, но и не более строго, чем иные наши коллеги — тайну своей физики; лишь профанам всегда «не терпится», хотя им известно, что для овладения даже таким простым инструментом, как микроскоп, требуются годы учебы, — и они возмущаются, когда мы отказываемся за час-другой научить их пользоваться заклинаниями.

— Или требуют, чтобы им сначала доказали, что они действуют.

— Вот-вот, именно те и требуют, кто никогда не и чал, как ими пользоваться. Я, например, могу читать Гомера в подлиннике, но доказать это сумею лишь тому, кто тоже знает древнегреческий язык. Если он не знает его, я должен буду сначала научить его древнегреческому; однако и тогда ему понадобится некто третий, тоже знающий этот язык, чтобы подтвердить правильность его познаний, и так далее.