«Не здесь. В первую ночь он был в горах, – и добавил, предупреждая следующий вопрос: – Я нашел его и перенес сюда».
«Понимаю. И не пытались получить помощь? Хорошо, не смотрите так, мне удалось понять, что у вас неприятности. Ну, я буду об этом молчать, обещаю. Думаете, я очень хочу быть замешанной в какие-то ваши гнусности?»
«Ористе?»
«В ваши неприятности, – нетерпеливо перефразировала я. – Для меня это ничто. Но я не намерена уходить и оставлять его в таком положении. Если не сделаете для него что-нибудь… как его зовут? Марк?»
«Да»
«Ну, если не будет что-нибудь сделано для вашего Марка сегодня же, он умрет, и тогда будет еще больше причин для беспокойства. У вас есть еда?»
«Немного. У меня был хлеб и немного сыра…»
«И питье, похоже, тоже! – В грязи возле кровати лежала полиэтиленовая кружка. В ней раньше было вино, а теперь сидели мухи. – Идите и помойте ее. Принесите сумку и джемпер. Они там, где я их уронила, когда вы бросились на меня с вашим ужасным ножом. Там есть еда. Такое обычно больным не дают, но ее много, и она чистая. Подождите минутку, вот там есть вроде бы горшок для приготовления пищи. Полагаю, пастухи им пользуются. Нужна горячая вода. Если вы его наполните, я сложу в кучу немного дров и хлама, разведем огонь…»
«Нет». Они произнесли это хором. Глаза Марка широко открылись, мужчины быстро переглянулись. Несмотря на всю слабость Марка, мне показалось, что между ними чуть искра не проскочила.
Я молча смотрела то на одного, то на другого. "Так плохо? – наконец сказала я. – «Значит, гнусности подходящее слово. Падающие камни, какая чепуха. – Я повернулась к Лэмбису. – Что это было, нож?»
«Пуля», – ответил он с некоторым облегчением.
«Пуля?!»
«Да».
«Ой».
«Поэтому, видите, – сказал Лэмбис, а его угрюмость постепенно сменялась чисто человеческим удовлетворением, – вам нужно держаться подальше. И когда уйдете, ничего не говорите. Есть опасность, очень большая. Где одна пуля, может быть и другая. И если скажете в деревне о том, что видели, я сам вас убью».
«Договорились, – сказала я нетерпеливо. Я едва слушала. Взгляд Марка напугал меня до смерти. – Но сначала принесите сумку, ну? И слушайте, вымойте это и непременно убедитесь, что она чистая. – Я ткнула в него кружкой, и он взял ее, как во сне. – И поторопитесь!» – добавила я. Он посмотрел на меня, на кружку, на Марка, снова на кружку, затем вышел из избушки, не промолвив ни слова.
«Нашла коса на камень, – сказал слабо Марк из угла. В его лице был очень слабо различимый проблеск веселья за болью и изнеможением. – Вы настоящая девушка, а? Как вас зовут?»
«Никола Фэррис. Я думала, вы без сознания».
«Нет. Я довольно силен, не нужно беспокоиться. У вас действительно есть еда?»
«Да. Послушайте, пуля вышла? Если нет…»
«Вышла. Это только ранение в мякоть. И чистое. Правда».
«Если уверены… – сказала я с сомнением. – Не то чтобы я что-то понимала в пулевых ранениях, но раз все равно нет горячей воды, лучше поверю на слово и оставлю рану в покое. Но у вас температура, любой дурак увидит».
«Ночь под открытым небом, вот почему. Потерял много крови… И шел дождь. Но вскоре все будет хорошо… через день или два». Вдруг он задвигал головой. Это было движение самого сильного и беспомощного нетерпения. |