И тут произошла новая странность. Обе мы понимали, что с такого расстояния, поверх деревьев, послать единственную стрелу в цель сложно, а второй олени ждать не станут. Я только успела вспомнить слова Камки, что ээ-тай могут направить стрелу в цель, как увидала словно бы темный рой, возникший у корней дерева и устремившийся к деве. И в тот миг, как стрела покинула лук, рой окружил ее и понесся с ней вместе вниз.

То, что стрела достигла цели, мы поняли по испуганному топоту. Спины оленей замелькали между деревьев и, как поток, хлынули к выходу из долины. На снегу осталась туша подстреленной оленухи.

Кубарем покатились мы с пригорка, кувыркаясь в снегу, поднимаясь и снова скатываясь.

Радость охоты охватила меня, словно это мои пальцы натягивали тетиву. Краем глаза я видела, что мой двойник бежит рядом, так же, как я, оступаясь в снегу, поднимаясь, теряя шапку, натягивая ее на бегу и опять падая… Теперь я не думала скрываться, но и не могла догнать ее: она бежала так же, как я, и все ее движения были моими. И я вместе с ней чуяла холод снега на лице, жар бега и боль от ударов. Кровь стучала в голове, и радость душила.

Выкатившись к реке, мы пробежали вдоль русла и скоро увидели подстреленного оленя. Еще на бегу обе потянулись к ножу, и когда я увидела, как дева опустилась на колени и наносит удар по шее, чтобы выпустить дух оленя, пока он не пожрал мясо и не сделал добычу падалью, — я поняла, что это я сама стою на коленях и вонзаю в упругую плоть свой нож.

Солнце взошло, лес был рыжим, с густыми, синими тенями, когда я, изнемогая от усилия, но счастливая, волокла на двух палках тушу через лес. Когда я достигла кручи, от меня шел пар.

— Помнишь ли ты о запрете? — услышала я голос Камки и вздрогнула, хотя ожидала, что вот-вот встречу ее и услышу именно эти слова.

Я обернулась: она выходила из леса с другой стороны кручи.

— Я помню. Но я принесла много мяса. Этих оленей нельзя было упустить.

Она коротко глянула на мою добычу, и мне не понравился ее взгляд: она посмотрела так, словно та была тенью, которая исчезнет с заходом солнца.

— Да, я вижу, — сказала она спокойно. — Но как принять нам этот дар, если он получен с нарушением запрета?

— Это моя добыча! Это только моя добыча, ни у кого не отбирала ее! — вскрикнула я, испугавшись, что Камка опять велит вернуть мясо.

Но она улыбнулась, забрала лук и сказала:

— Поднимайся. Девы уже занимаются. Занимайся и ты, о мясе я позабочусь.

Меня удивило, что так легко она меня отпускает, и быстро послушалась.

Девы остановились, увидев меня.

— Где ты была? — спросила Ак-Дирьи. — Тебя Камка пошла искать. Ты украла ее лук.

— Я охотилась, — ответила я.

— Ты? — Очи с удивлением вскинула на меня глаза, но тут же отвела, словно ее это не интересовало. Ее угнетало, что не зверовала очень давно. Я это знала и ответила, чтобы не обидеть ее:

— Не сама. Мне мой ээ помогал.

Все девы с удивлением на меня посмотрели.

— И ты добыла мясо? — спросила Очи.

— Да. Дух выстрелил и убил оленя. Он направил ээ-тай к стреле и попал в цель.

Я видела, что сомнение снедает моих дев. Они не верили мне. Наконец Ильдазка нашлась:

— Мой ээ тонок и не может держать лук в руках.

— Мой тоже, — сказала Согдай.

— Наши духи одной природы, — сказала я. — Если мой может, ваши тоже.

— Нет, — упрямо помотала головой Ильдаза. — Мой ээ говорил, что такого никогда не бывает.

— И мне говорил, — кивнула Согдай.