Одними словами.

Джулия наверху поставила «Songbird» группы «Fleetwood Mac».

По средам папа встает еще затемно, потому что ему надо ехать в Оксфорд на еженедельное совещание в штаб-квартире «Гринландии». Гараж находится под моей спальней, так что я слышу, как взревывает, оживая, папин «Ровер-3500». Если идет дождь, то шины шшшшипят на покрытой лужами дорожке, а капли дождя шмяк-блямс-разбиваются на подъемной двери гаража. На моем будильнике светились техническим зеленым светом цифры: 06:35. Мне осталось ровно 150 минут жизни. И всё. Ряды лиц в классе уже выстроились у меня перед глазами, словно фигурки инопланетян в игре «Космические захватчики». Одни будут ржать, другие недоумевать, третьи ужасаться, четвертые — жалеть меня. Кто решает, какое уродство забавно, а какое — трагично? Никто ведь не смеется над слепыми или над людьми, которые дышат с помощью искусственных легких.

Если бы Бог сделал так, чтобы каждая минута продолжалась полгода, я бы достиг средних лет к завтраку и умер от старости к тому времени, как пора будет садиться в школьный автобус. Я готов был проспать целую вечность. Я попытался отогнать мысли о будущем — лег обратно в кровать и представил себе, что потолок — это неразведанная поверхность планеты G-класса, обращающейся вокруг Альфы Центавра. На всей планете не было ни живой души. Мне бы не пришлось произносить ни слова.

— Джейсон! Пора вставать! — прокричала мама на лестничной площадке. Мне снилось, что я проснулся в лесу, окутанном синей дымкой, и нашел дедушкину «Омегу», целенькую, в зарослях огненных крокусов. Тут во сне послышался топот бегущих ног, и появилась мысль, что это кто-то из «призраков» спешит к месту сбора, на кладбище при церкви Св. Гавриила. Мама снова закричала: «Джейсон!», и я увидел, что уже 07.41.

Я сонно ответил «О’кей» и приказал ногам спуститься с кровати — остальное тело поневоле последует за ними. Вопреки моим надеждам зеркало в ванной не отразило свежих признаков проказы. Я подумал, что, может быть, стоит прижать ко лбу горячую тряпку, а потом пожаловаться, что у меня температура. Но маму не так легко обмануть. Мои счастливые красные трусы оказались в стирке, и я надел бананово-желтые — физкультуры сегодня нет, так что это все равно. Внизу мама смотрела по Би-би-си-1 новую утреннюю передачу, а Джулия резала банан себе в мюсли.

— Добрутро, — пробормотал я. — Что это за журнал?

Джулия показала мне обложку «Фейс».

— Если ты хоть пальцем до него дотронешься, пока меня не будет, я тебя придушу.

«Это я должен был родиться, а не ты, поганая корова», — прошипел Нерожденный Близнец.

— Ты что-то хочешь сказать? У тебя такое лицо, как будто ты сейчас обмочишься. — Джулия явно не забыла вчерашний вечер.

Я мог бы дать отпор, спросив Джулию, придушит ли она и Эвана тоже, если он тронет ее журнал, но это значило бы объявить себя подслушивающим червяком. Мои «витабиксы» были на вкус как опилки. Прожевав завтрак, я почистил зубы, положил сегодняшние учебники в сумку «Адидас», а ручки «Бик» — в пенал. Джулия к этому времени уже ушла. Она ездит в то отделение школы, где располагаются шестые классы — за ней заезжает Кейт Элфрик, которая уже сдала на права.

Мама висела на телефоне — рассказывала тете Алисе про нашу новую ванную комнату.

— Алиса, погоди минуту, — мама прикрыла трубку ладонью.