Изменить размер шрифта - +
 — Не трогай, пожалуйста, не марайся!

Она дрожала и всхлипывала в его руках — и он не мог не обнимать, не прижимать. Зачем он отпустил ее сегодня?! Идиот, придурок, кретин! Пока он сам наслаждался триумфом, здесь, в этой квартире творился настоящий ужас. И Лев снова обнимал, прижимал и смотрел, как Гаврилов, прижав коленом между лопаток, связывает желтым поясом от махрового халата дрыгающемуся Разину руки за спиной.

— Все, — Гаврилов разогнулся, вытер пятерней пот со лба. Легонько пнул Разина в бок. — Полежи, охолони, сердешный.

Разин что-то промчал сквозь скотч. Гавря носком ноги отодвинул подальше пистолет, а потом сдернул с крючка полотенце и взял оружие в руки. Покрутил в разные стороны.

— Хорошая пушка какая. И состояние ухоженное.

Левка и Дина одинаковыми, все еще ошарашенными взглядами смотрели на Гаврю. А он, замотав пистолет в полотенце и положив его на открытую полку между тарелками и чайником, назидательно произнес:

— Никогда не берите в руки оружие, если не имеете внутренней готовности его применить. Иначе это оружие используют против вас же.

Так оно и вышло. На курок Разин не нажал. Может, не был морально готов в тот момент стрелять, и пистолет был лишь элементом угрозы. А может быть, не успел, не сориентировался, не хватило реакции. Потому что в ход событий стремительно ворвался Гаврилов. С «Юпитером» наперевес.

Ведь еще древние римляне — а они были умные люди, они, знаете ли, пожили — вслед за древними греками, а те тоже были не дураки и пожили еще больше — говорили: «Никогда не спорь с Юпитером, чувак». Модная швейцарская пушка оказалась бессильно против неумолимого полета аккордеона, направленного могучей рукой бывшего десантника.

— Что тут вообще было-то у вас? — задал Гаврилов очень насущный и необходимый вопрос. Отвечать на который пришлось Дине. Она все еще не преставала дрожать и жалась к Левке.

— Он пришел, — начала она медленно. — Поздно пришел, постучал. Я думала, что это ты, — сжала пальцами ткань голубой с красным рубашки. — В глазок не посмотрела, открыла, ну он и… вошел.

— Он тебе что-то сделал? — вопрос задался через ком в горле. Масштаб случившегося и не случившегося начал постепенно наползать, как грозовая туча из-за горного перевала.

— Он… он… сказал, что пришёл поговорить. Но сразу начал говорить гадости. Меня ругал, говорил, что я ломаю дело своего отца. А потом… Господи, что он говорил про маму… Такие мерзкие вещи… — Дина всхлипнула и ткнулась носом Льву в плечу.

— Слышь, ты… — Гаврилов ткнул ботинком в лежащего на полу Разина. — Ты про маму зря. Ты чего, не знаешь, что ли? Маму не трожь, мама — это святое.

— А потом он… — Дина выдохнула в попытке успокоиться. — Потом он стал как-то совсем неадекватно себя вести. И я сказала ему уйти. А он… он достал пистолет. Я… — Дина коротко и слегка истерично рассмеялась. — Я же не поверила, что это настоящий. И попыталась Игоря выпихнуть за дверь. Он меня … оттолкнул. Сильно. Я упала. А тут телефон пиликнул. Я… на пол упала, головой ударилась. Даже в глазах потемнело. Встать не успела, он меня… — Дина тяжело сглотнула. — Связал. Руки. И рот заклеил. Палец мой приложил к телефону. Разблокировал. И… — Дина крупно, судорогой вздрогнула.

Лев наклонился, заглянул ей в лицо. И обнаружил не замеченный сразу, наливающийся и сочащийся алым кровоподтёк на скуле. И уже запёкшуюся кровь в углу нижней губы.

Гаврилов снова успел его перехватить.

— Тихо-тихо, горячий кубанский парень, — Гавря крепко держал его поперек груди.

Быстрый переход