- Не дури, - сказал старик. Он повернул ко мне голову и вдруг улыбнулся:

 - Кстати, у меня есть ответ для вашего японца Иссы. И для вас самого тоже. Вы не против?

 - Против - значит контра, - сказал я.

 Он с чувством прочитал:

 Может мелкое

 породить великое.

 Как Фудзи - стихи...

 Врач, он же поэт. И вдобавок хороший психолог. Я состроил зверскую рожу:

 - В каком смысле? Это по поводу литературного творчества? Намек на чье, собственно, творчество? Где моя шпага?! Или это у вас мания литературного величия?

 Он засмеялся:

 - Просто шутка. О бесполезности сравнений в описании Божественного.

 Умело спрятав тревогу, он посмотрел на лежащего перед ним пациента.

 - У тебя есть и другие стихи! - выгнул спину, выкрикнул Василий. "Стать богоравным, оставаясь во плоти - безумье души..." Это ведь ты написал! Оставаться во плоти, Володя, это безумье души! Хватит с меня, Володя!

 - От твоей души что-нибудь зависит? - мягко спросил Владимир Гончар. Хотя бы механизм регенерации?

 - Разрешите мне, - сказал я. - Врежу, как богочеловек богочеловеку. Струсил быть Богом, адъюнкт? Но ведь кто-то должен Им быть, кто-то должен это делать?

 Больной затих лишь на мгновение; он произнес тусклым голосом и совсем не то, что я ожидал:

 - Теперь это ваш вопрос, Максим. Зря смеетесь.

 И наконец я рассердился. Я крутанулся и злобно спросил у Рэй:

 - Твой Покойник, надеюсь, знает, где искать третью Букву?

 Как выяснилось, она уже закончила общаться со своим Центром Управления. Лицо у нее было страшным, изменившимся, закаменевшим.

 - Никогда не спрашивала, - ровно ответила она.

 Василий хотел было что-то ответить; я жестом остановил его и обнял Рэй за плечи:

 - С кем ты говорила, девочка?

 - Стас не выдержал и приказал всё отключить. Периметр пал.

 - Что стряслось?

 - Зеленые галстуки берут наших в заложники, а потом бросают их на ограждение. Новая тактика.

 - Вы хорошо спрятали Буквы? - спросил Василий.

 - Не скажу, - рявкнул я.

 - Подлецы, - простонала Рэй, уткнувшись мне в грудь. - Есть же подлецы...

 - Уходим, - известил я общество, быстро оглядев всех.

 Калека приподнялся - Гончар помог ему не упасть. Я посмотрел в небо и с отчаянием подумал: как же дорого обошлась святым местам попытка убедить Жилова в том, что он - Избранный! Не пора ли тебе, Жилов, собраться с духом и составить Слово - эта невысказанная мольба горела в глазах друзей... Но имею ли я право? Даже если и есть у меня пресловутая "третья буква", даже если и догадался я, что сие означает...

 Поганая мысль пришла мне в голову, вытеснив все прочие, и тогда я сорвал со своей спины рюкзачок:

 - Где тут включается эта чертова рация?

 - Зачем? - спросила Рэй.

 - В Академии работает такой Анджей Пшеховски, ты его сегодня видела...

 - Его бросили на ограду, - сразу ответила она. - Одним из первых.

 Очевидно, с моим лицом тоже что-то происходит, потому что Рэй берет мои щеки в ладони, накрывает мои губы пальцем и шепчет:

 - Ну что ты, Максюша, что ты...

 Девочка все понимает, надо же. Мне нестерпимо хочется самому пойти к ограде - не спеша, не скрываясь. И чтобы было видно, где я шел. Так написано, кажется, у Томаса Мэлори: "Видно было, где он шел". Хорошо написано, кровью, а не слюной...

 - Я никуда не полечу, - объявляет Василий. - Простите меня, товарищи. Вы только не теряйте времени, до фикуса я и сам доползу.

 Рэй неотрывно смотрит мне в глаза.

 - Моя любовь седа, глуха, слепа и безобразна, - произносит она с непривычной скованностью.