Джеана закончила осмотр и подняла взгляд на Родриго.

— Он не умер, но, боюсь, умирает. — У нее было бледное лицо, а одежда еще мокрая после реки. Все это так походило на сон. — Родриго, мне очень жаль. Удар проломил ему голову, вот здесь. Слишком сильный удар. Он не очнется. Это будет быстро. — Она взглянула на сидящую рядом женщину, которая держала руки своего ребенка. — Он… ему сейчас не больно, госпожа.

Однажды, в Рагозе, ему приснился сон, такой странный сон, как обе они, Миранда и Джеана, стоят где-то на закате. Никаких разговоров или ясных деталей, просто стоят вместе на закате дня.

Однако здесь было темно, и они стояли на коленях на земле. Миранда ничего не ответила, не шевельнулась, она смотрела на сына. Потом она все же пошевелилась, освободила одну руку и приложила ее, очень осторожно, к разбитой голове Диего.

Джеана снова посмотрела на него, и Родриго увидел в ее глазах печаль и гнев. Гнев на то, что они не могут победить, на то, что слишком рано отнимает у человека жизнь, делая лекарей бессильными. Она посмотрела на незнакомого мужчину, стоящего по другую сторону от Диего.

— Вы лекарь? — спросила она.

Он кивнул.

— Лекарь королевы, раньше служил в армии.

— Тогда я вам тут помогу, — тихо сказала она. — Возможно, есть другие, которым нужна наша помощь. Не может быть, чтобы они все умерли. Возможно, мы еще сможем кого-то спасти.

— Вы это сделаете? — спросил мужчина. — Для армии джадитов?

На лице Джеаны промелькнуло нетерпение.

— Что касается этого, — ответила она, — то я являюсь лекарем отряда Родриго Бельмонте. После сегодняшней ночи не знаю, но на данный момент я в вашем распоряжении.

— Можно я возьму его на колени? — прошептала Миранда Джеане. Словно до сих пор никто ничего не говорил.

Родриго беспомощно сделал еще шаг вперед.

— Вы ничем не можете ему повредить, госпожа. — Голос Джеаны звучал так мягко, он никогда не слышал у нее такого голоса. — Конечно, можно. — Она поколебалась, потом повторила. — Ему не больно.

Она собралась подняться с колен.

— Джеана, погоди, — раздался за их спинами другой голос. Женский голос. Родриго обернулся, очень медленно. — Твой отец хочет осмотреть мальчика, — сказала Элиана бет Данил.

В Аль-Рассане, в Эсперанье, Фериересе, Карше, Батиаре — даже, позднее, в далеких восточных землях ашаритов, — то, что произошло той ночью в горящей деревне возле Фезаны, стало легендой, которую рассказывали так часто в среде лекарей, при дворах правителей, в военных отрядах, университетах, тавернах, храмах, что она приобрела ауру магии и волшебства.

Конечно, в этом не было ничего сверхъестественного. То, что сделал Исхак бен Йонаннон, слепой, при свете белой луны, звезд и факелов в руках тех, кто ему помогал, было сделано так же аккуратно и тщательно, как и то, что он сделал пять лет назад в Картаде, когда помог родиться последнему сыну Альмалика Первого, и было таким же чудом.

И даже большим чудом. Незрячий, способный общаться только через жену, которая понимала каждый произнесенный им неясный слог, впервые взявший в руки хирургические инструменты, с тех пор как его ослепили, действуя на ощупь, по памяти и инстинктивно, бен Йонаннон сделал операцию, на возможность которой только намекал Галинус.

Он вырезал отверстие в черепе Диего Бельмонте вокруг того места, где удар мувардийца раскроил голову мальчика, и вынул осколок кости, вонзившийся в пугающе обнаженный мозг под отодвинутым назад скальпом и открытым черепом.