— Он может не выжить. Вы это понимаете, — сказала она.

Д'Иньиго покачал головой:

— Он выживет. Выживет! Вот в чем чудо. Вы видели, что было сделано, как и я. Кость удалена! Это было сделано безупречно.

— И мы понятия не имеем, может ли человек выжить после подобного вскрытия черепа.

— Галинус говорил…

— Галинус никогда такого не делал! Для него это было святотатством. Для ашаритов, для киндатов. Для всех нас. Вы это знаете! — Она не хотела повышать голос. На них начали оглядываться.

Джеана снова перевела взгляд на лежащего без сознания мальчика. Теперь его устроили на постели и подушке и накрыли одеялами. Он был очень бледным из-за большой потери крови. Сейчас в этом заключалась одна из опасностей. Одна из многих. Джеана положила пальцы на его шею. Пульс бился ровно, разве что слишком быстро. Но, проверяя пульс и глядя в лицо Диего, Джеана поняла, что и она тоже уверена в том, что мальчик останется жив. Это непрофессионально, она повинуется эмоциям.

Но она была абсолютно в этом уверена.

Она подняла глаза на Родриго и на его любимую жену, мать этого мальчика, и кивнула головой.

— Он хорошо справляется. Так хорошо, как только можно надеяться, — сказала она. Потом встала и пошла туда, где находились ее мать и отец. Аммар был с ними, и это хорошо. Очень хорошо.

Джеана опустилась на колени у ног Исхака и положила голову на его колени, как делала когда-то, еще маленькой девочкой, и почувствовала, что руки отца, его сильные, спокойные, уверенные руки, легли на ее голову.

Через некоторое время она встала, потому что, по правде говоря, она уже не была маленькой девочкой, живущей в доме родителей. Она повернулась к мужчине, которого любила одного среди всех мужчин в мире, и Аммар открыл ей объятия, а она позволила ему своим прикосновением заставить ее ненадолго забыть то, что произошло с ее народом в городе в ту ночь.

Глава 17

Альвар де Пеллино той ночью крепко держал факел над Диего Бельмонте. Потом он видел, как отец Джеаны устало отошел вместе с женой на край деревни, а затем в одиночестве вышел, спотыкаясь, через восточные ворота на луг. Там он опустился на колени и начал молиться, стоя на коленях и медленно покачиваясь взад и вперед.

Хусари подошел и остановился рядом с Альваром. Он был весь грязный от крови, пепла и пота, так же, как сам Альвар. Хусари тихо шепнул:

— Это плач киндатов. Под двумя лунами. Плач по умершим.

— В Фезане?

— Конечно. Но насколько я знаю этого человека, он часть молитвы посвятит Веласу.

Альвар вздрогнул. Снова посмотрел на фигуру человека, стоящего на коленях в темноте. К своему стыду, он забыл о Веласе. Родители Джеаны только сегодня услышали о его гибели. Глядя на то, как старый лекарь медленно раскачивается взад и вперед, Альвар внезапно снова ощутил спокойную уверенность, которая посетила его еще во время путешествия на запад: в конечном счете, ему не суждено стать солдатом.

Он умел убивать, и очень неплохо, по-видимому; у него хватало мужества, хладнокровия и мастерства, но сердце его не лежало к бойне сражений. Он не мог говорить о них словами поэтов, как о славных подвигах, о турнирах, о полях славы, на которых мужчины могут добыть себе честь.

Он понятия не имел, какой у него может быть выбор, но понимал, что эта ночь — не время для размышления о подобных вещах. Сзади послышались шаги, и Альвар обернулся. К ним подошел Родриго.

— Альвар, я был бы тебе очень благодарен, если бы ты пошел со мной. — Голос Родриго звучал мрачно; в нем чувствовалась бесконечная усталость.