Снова коридор. Ага, лестница вверх, под ней здоровенный прямоугольный люк в подвал, захламленный каким-то коробком.

Отфутболиваю коробок, ожидаю, что люк окажется заперт и неподъёмен. А нет, вполне себе. Тяну ручку, тут даже некий щелкающий механизм помогающий поднять. Приличная деревянная лестница, любовно покрытая лаком, ведет вниз.

Нюхаю воздух, спускаюсь, свечу фонарем. Отщелкиваю механизм, закрываю люк в подвал. Не люблю оставлять за спиной распахнутые двери (пусть даже и горизонтальные).

Подвал размером в половину дома, заштукатуренные стены, какой-то стол, полностью занятый разнообразным барахлом. Верстак с примитивными инструментами. Прохожу чуть дальше. Ещё одна комната. Газовый котёл, слегка гудит порывами ветра. Значит — труба до крыши. На полке старенький телевизор, пыльный диван, столик, заставленный рыбацкими причиндалами в стадии ремонта, пустые банки из-под пива «халзан», две массивные парафиновые свечи в стаканах, засохшие рыбьи потроха, кости, ошметки шкуры с чешуей.

Так. На остатках мозга пытаюсь подумать. Снега в этой местности метра два навалило. В подвале по ощущениям теплее, значит, грунт не промёрз, опять-таки подвал капитальный, «утоплен» на пару метров.

Поводив глазами, нахожу пустую коробку с надписью «Почта России». Приземляю фонарик на полку. Размашисто сгребаю в коробок барахло со стола, оставляю только свечи. А есть ещё?

На одной из полок помятая упаковка ароматических свечей-таблеток с запахом иланг-иланг. Вытряхиваю. Три штуки. Живём. Расставляю, достаю из кармана зажигалку. Пальцы не слушаются. Упорно пытаюсь разжечь, обжигаю кожу, морщусь, но продолжаю. Разжигаю две большие свечи и три «таблетки». Отодвигаю столик подальше к стене. Проверяю две соседние комнаты. В одной стоит советская стиральная машинка с вертикальной загрузкой, на стене висят две рабочие зимние куртки с надписью ОАО «Дзержинское Оргстекло», которые я немедленно реквизирую. Вторая — склад с хламом. А нет, вот банки с каким-то содержимым. Огурцы, компоты, варенья. Потом посмотрю. Есть запасы, уже повезло, круче, чем в лотерее выиграть.

Диван не раскладывается, ещё и короткий. Похрену.

Заваливаюсь на него как тюлень. Старые пружины мужественно скрипят. Если банки не замерзли, значит в подвале около нуля, «минуса» нет. Ворчу, скидываю обувь, носки тут же одаряют душещипательным ароматом. Проверяю стопы на предмет обморожения. Ну, боль они вполне себе чувствуют, а вот цвет не очень красивый. Обкладываюсь пыльными шкурами, куртками, бросаю взгляд на свечи. Надеюсь, через щели и трубу газового котла есть вентиляция и не врежу дуба от нехватки кислорода. Рюкзак за диван. Приобнимаю топор, проверяю пистолет и мгновенно проваливаюсь в сон. Как последний негаснущий пиксель — мысль о том, что двери в подвал не запер на какой-нибудь засов.

Я всё ещё жив.

* * *

Проснулся от того, что кашляю. С трудом сел. Свечи горят. Тело ломит, голова как с перепоя. На кварце шесть утра. Хрен я встану так рано.

Тем не менее, нахожу в себе силы, занимаю вертикальное положение, обуваюсь в чужие старые тапки, поднимаюсь по лестнице вверх, иду в туалет. Чувствую себя как будто, сильно заболел.

Пить. Воды нет. Черт. Где нож? Спускаюсь обратно, в этот раз запираю подвальный люк на хиленький шпингалет. Нахожу в карманах фонарик, бреду в кладовую-погреб.

Освещаю банки. Так. В этой нечто вроде бесцветных половинок абрикосов и веточки, умерших не своей смертью растений.

Ставлю на пол, смахиваю вековую пыль с крышки, без размаха пробиваю две дырки в ней. Со второй попытки убираю нож в чехол, дрожащими руками поднимаю банку.

Вкус отвратительный, тошнотворный, кислый, отдает плесенью. Жадно пью, отхлебывая, наверное, целый литр. Приобнимаю банку, шаркаю обратно к своему дивану.