Семенов приложился тоже, стараясь, чтобы капавшая вода не мочила зря обмундирование, потом протянул емкость кайфующему от папироски азиату. Пока Жанаев хлебал воду, бывший пулеметчик старательно обрабатывал консервные банки, камешком ровняя края и отогнутые крышки, чтобы зазубрин не осталось. Сходил еще раз за водой, на этот раз, словно спохватившись, все трое помыли руки и лица, с чего вообще-то надо было начать. Потом еще попили. Немцы видно порешали все дела и теперь сидели и болтали в тенечке. Пользуясь перекуром, словно чувствуя, что такая благодать ненадолго, Семенов еще раз притащил воды и теперь все трое напились впрок, про запас. А дояр еще и в бутылку воды набрал. Лёха, уже немного пришедший в себя сильно удивился, прочитав надпись на этикетке. Взял мокрую бутыль в руки, убедился, что не ошибся, покачал головой.

— Ты чего? — тихо спросил Семенов.

— Коньяк Хеннеси — так же негромко ответил ему Лёха. И поняв, что для крестьянина это ничего не значит ровным счетом, добавил:

— У нашего гендира любимый напиток. Ну, то есть директор наш такой коньячок пил. Сохранилась, значит, фирма.

Потом Лёха подумал, что много уже чего такого знакомого видал за последнее время тут — начиная со звезды «Мерседеса» и кончая этой бутылкой и жестяной синей коробочкой от крема «Нивея», в которую немец уложил свои затрофееные значки и эмблемки. Практически такая же баночка стояла на полке у Лёхи в шкафчике в ванной. Куда как знакома. И папиросы «Беломор», кстати, тоже знакомым показался. Хоть картинка и другая немного, а, в общем, пачка угадывается с первого взгляда.

Семенов пожал плечами. Ему явно было безразлично, что какой-то мужчина в будущем будет пить такой коньячок. Вот то, что после обыска у них имущества совсем не осталось и даже фляжек нет беспокоило его куда больше, это даже Лёха видел. Глянув, как там немцы, не смотрят ли за ними, Семенов аккуратно вытянул из — за обмотки ножичек, раскрыл его и попросил Лёху сидеть смирно, не ерзать.

— Ты чего? — удивился попаданец у товарища.

— Думаю спороть с тебя эту птичку. Не стоит сильно выделяться — ответил тот и аккуратно стал подпарывать нитки. Через минуту тканая эмблема была уже сунута Лёхой в карман гимнастерки.

Оказалось, что очень вовремя. В скором времени подкатил запыленный грузовичок — не тот, на котором их сюда привезли, а другой, побольше размерами. Шофер окликнул конвоира, тот подошел к нему, о чем-то они перемолвились, и конвоир недвусмысленно показал пленным на кузов. Ведро Семенов хотел было забрать с собой, но германец это строго воспретил, пуганув дояра штыком. Сидеть опять пришлось на полу. Толком Лёха не видел, куда их везут, только вроде как туда же, откуда они эти папиросы приволокли. Но вдруг машина тормознула, кто-то начал резко и достаточно злобно разговаривать с шофером, в светлый проем накрытого брезентом кузова вслед за этим вперся невнятный персонаж — немец в каске и со странной бляхой на груди, здоровенной с золоченым орлом, на грубой цепи и с бросившейся в глаза надписью «Feldgendarmeriе». Когда он взялся левой рукой в перчатке за борт и заглянул в кузов, то и на рукаве оказалась та же надпись — на черной ленточке вышитой, а чуть повыше Лёха обнаружил похожую на его споротую эмблему — только у немца эмблемка птички была победнее и вроде как это был все тот же орел, что и на груди справа, только с веночком.