– Да это Муса, – прошептал один из них. Другой повторил это имя, после чего оцепенение прошло, и все дети, обгоняя Джейн, помчались вперед, неся страшную весть.

Дневное убежище жителей Бэнды напоминало кочевье в пустыне – пыльная земля, палящее полуденное солнце, погасшие костры для приготовления пищи, закрытые ото всех лица женщин, грязные дети. Джейн миновала раскинувшуюся перед пещерами небольшую ровную площадку. Женщины уже стекались к самой большой пещере, которую Жан-Пьер с Джейн превратили в своего рода клинику. Услышав возбужденные крики, Жан-Пьер вышел навстречу. Джейн с благодарностью передала ему Мусу и сказала по-французски.

– Это была мина. Ему оторвало руку. Дай мне свою рубашку.

Жан-Пьер внес Мусу в пещеру и положил его на коврик, служивший операционным столом. Прежде чем заняться ребенком, он снял с себя выгоревшую рубашку цвета хаки и отдал ее Джейн, которая натянула ее на себя.

Джейн почувствовала легкое головокружение. Ей хотелось присесть и отдохнуть в дальней прохладной части пещеры, но сделав пару шагов в этом направлении, она передумала и тут же опустилась на землю.

– Передай мне несколько тампонов, – проговорил Жан-Пьер. Но Джейн никак не среагировала. В это время в пещеру вбежала мать Мусы Халима. Увидев своего сына, она пронзительно закричала. Наверное, надо ее успокоить, подумала Джейн, чтобы она утешила своего сына, вот только почему я не могу подняться? Я закрою глаза. Только на минуту.

С наступлением ночи Джейн стало ясно, что заявляет о себе ее ребенок.

Когда после обморока в пещере Джейн пришла в себя, она почувствовала боли в спине, вызванные, как ей казалось, тем, что пришлось тащить на себе Мусу. Согласившись с ее диагнозом, Жан-Пьер дал ей таблетку аспирина и велел спокойно полежать. В пещере, чтобы глянуть на Мусу, появилась повитуха Рабия, которая внимательно посмотрела на Джейн. Но в тот момент Джейн не поняла значения этого взгляда. Жан-Пьер очистил и перевязал Мусе культю, ввел ему пенициллин и противостолбнячную сыворотку. Теперь ребенок не умрет от инфекции, что почти наверняка произошло бы при отсутствии западных медиков, тем не менее Джейн размышляла о смысле его жизни – выживание здесь было делом далеко не простым даже для самых крепких, а уж дети-калеки погибали, как правило, в юном возрасте.

Под вечер Жан-Пьер собрался в путь. В одной деревне, расположенной в нескольких милях отсюда, у него был запланирован на другой день амбулаторный осмотр больных. Джейн не совсем понимала, почему Жан-Пьер в таких случаях проявлял особую пунктуальность, хотя ему было известно, что ни одного афганца не удивило бы его опоздание на день или даже на целую неделю.

Когда Жан-Пьер поцеловал Джейн на прощание, она подумала, что боли в спине это, наверное, начало родовых схваток, вызванных ее переживаниями о Мусе. Но поскольку Джейн еще никогда не рожала, у нее не было в этом отношении никакого опыта, поэтому она решила, что дело тут в другом. Джейн поинтересовалась у Жан-Пьера.

– Не беспокойся, – резко ответил он. – На ожидание у тебя еще целых шесть недель.

Она спросила, может, так, на всякий случай, ему лучше никуда не ездить, но он решил, что менять планы нет необходимости, из-за чего Джейн сама себе показалась глупой. Поэтому Джейн согласилась, и, чтобы до темноты добраться до места и прямо с утра начать прием больных, Жан-Пьер погрузил на тощую лошаденку медикаменты и прочие принадлежности и отправился в путь.

Когда солнце стало садиться и долина начала уходить в тень, Джейн вместе с женщинами и детьми спустилась в сумеречную деревню, а мужчины устремились на поля, чтобы, пока отдыхали бомбардировщики, убрать урожай.