Ничего. Ничего, кроме пятна тротуара, покрытого инеем. В том самом месте, где стояла длинноногая незнакомка. Иней на излете лета? Разве можно удивляться куску зимы, когда мир готовится вот‑вот исчезнуть?
Похоже, мы с Баобабовой вступаем в новую фазу расследования. Преступник через посредника присылает предупреждение. И не будет больше спокойной жизни. Или мы, или уничтоженный мир. Одно непонятно, если мир в его руках, то почему сотрудники отдела «Пи» до сих пор живы?
На ступенях отделения сидит Угробов. Ступени щедро усыпаны бычками. Капитан, заметив меня, вскакивает, бросается навстречу и стискивает в крепких объятиях:
– Мужайся, лейтенант! Мужайся… Тут такое случилось!
Мужаться мне некогда. Живым бы из объятий выкарабкаться. Капитан меры не знает.
– Что случилось?
– Баобабова….
Только сейчас понимаю, что с сегодняшнего утра меня преследовало какое‑то неприятное чувство. Вот оно. Случилось. Маша, Машенька, Мария. Баобабова, напарник, коллега и просто хороший сотрудник.
– Как же так, капитан?! – кричу, отбиваясь от рук Угробова. – Не уберегли прапорщика? Лучшего из лучших не уберегли! На похороны поскольку сбрасываемся?
Угробов испуганно отстраняется:
– Внеочередное звание тебе к пенсии, Пономарев. Какие похороны? Кто сказал? Жива Баобабова. Жива. Поцарапало слегка по голове, но в целом соображает. В приемной отлеживается. На диване.
– Значит, не сбрасываемся? – груз с сердца. Денег в кармане нет и до получки не предвидеться. С таким капитаном сердечный удар подхватить можно. – Что произошло?
Капитан Угробов увлекает за собой:
– Она сама расскажет. Говорит, только Лесику Пономареву душу нежную открою. Мы к ней и так, и эдак. Она ни в какую. Лесика, тебя тоесть, требует.
– Значит, не только поцарапало, – успокаиваюсь окончательно. Если есть что‑то, что Мария готова рассказать исключительно мне, то это только о деле Исполнителей.
У дверей приемной несет вахту секретарша Лидочка. По случаю важности охраняемого объекта Угробов отдал Лидочке свой пистолет. Лицо у Лидочки выражает решимость и жесточайшее желание пострелять из дармового оружия.
– Наша смена, – улыбается капитан и разворачивает дуло пистолета на сто восемьдесят градусов, – Так держать! Как наша подопечная?
– Прапорщик Баобабова буйно реагирует на все попытки оказать ей первую медицинскую и психологическую помощь.
Стучу в дверь:
– Маша! Это я. Пономарев. Со мной капитан Угробов. И мы заходим с поднятыми руками. Идемте, товарищ капитан.
На случай, если у напарника в результате несчастного случая поврежден слух, пропускаю капитана вперед.
Прапорщик Баобабова, сидя за столом секретарши Лидочки, вырезает на столешнице полуметровым ножиком замысловатые узоры. Присмотревшись, разбираю – « Лесик плюс Маша равно Отдел „Пи“». Из носа напарника на стол капает кровь. На выбритой голове несколько кровоточащих царапин. Костяшки пальцев содраны. Но в целом Баобабова жива и здорова.
Кивает на кожаный диван. Садитесь.
Прикрываю плотно дверь и присоединяюсь к капитану, примостившемуся с краю.
– Начнем, пожалуй, – Мария со всего маху всаживает ножик в стол. Капитан Угробов вздрагивает. Мне тоже жалко имущество отделения. Но Баобабова не в том состоянии духа, чтобы ей делать замечания. – Леша! У меня пренеприятные известия.
– Вижу, – пытаюсь улыбнуться, но Баобабова выражением лица пресекает данную попытку. – А подробнее? Я же тебя целехонькую в автобус посадил.
– Автобус и жизнь, понятия несовместимые. Но это к делу не относится. Лешка, мне кажется, – Баобабова крестится, что совсем не в ее атеистическом духе, – Мне кажется, что на наш отдел давят. |