– До чего жизнь поганая пошла, – капитан обтирает губы рукавом перепачканного побелкой мундира.

– Это вы о чем? – громко интересуюсь я, показывая напарнику, что время кровавых разборок еще не пришло.

– Представляете! – Угробова на секунду отвлекает собственный прыщик на носу. Мы его не торопим. – Представляете! Просыпаюсь утром в собственной кровати собственной квартиры….

– Удивительная вещь, – не может удержаться от комментариев Баобабова. Я молчу, потому, что у меня, в отличие от Марии, нет железного алиби.

– Да…, – капитан не обращает внимания на слова прапорщика. Таблетки не до конца растворились в организме. – Просыпаюсь и вижу перед собой чумазую фашистскую рожу в каске.

Баобабова из‑за спины капитан плюет на кулак и демонстрирует мне несколько ударов по почкам.

– В квартире настоящий погром, – продолжает капитан Угробов, потирая небритую щеку. – Двери вынесены, окна побиты. Евро ремонт сделанный еще в тысяча девятьсот тринадцатом году к черту. От хрустальной люстры работы Фаберже, в наследство от бабушки досталась, одно название. Плюс к этому цыганский табор в кибитках. Поет заунывные кочевые песни и прямо на дубовом паркете варит цыганскую кашу. Думаете, вру?

Я чистосердечно признаюсь, что верю каждому слову капитана. Время нынче такое, неспокойное.

– Это все ерунда, – сокрушается капитан. – Главное не в этом. Подлецы вскрыли холодильник и уничтожили месячный запас продуктов. А у меня в том холодильнике вещь‑док хранился. Килограмм докторской колбасы. По делу об отравлении проходит. Пятьдесят человек до реанимации не довезли. Может, помните, год назад громкое дело было. До сих пор в птеродактилях висит.

Баобабова зажимает рот рукой, срывается с места и убегает в неизвестном направлении.

– Чего это она?

– Переходный возраст, наверно, – оправдываюсь за напарника.

Мне бежать некуда. Капитан рядом. Но, рассуждаю трезво, если я еще не пятьдесят первый, то можно надеется на лучшее.

– Какими темпами движется ваше расследование, лейтенант? – Угробов скашивает глаза на пустую кобуру. Значит ли это, что сегодняшний день он проведет так же, как и вчерашний. Не при исполнении.

– Работаем, – неопределенность, конечно, спасительная вещь, но невразумительная. Однако на начальство иногда действует.

– Результаты! Результаты нужны, Пономарев. Конечно, ваш отдел у нас на особом положении, но просиживать государственные деньги непозволительно. Кстати, вам там благодарность от Детского фонда пришла. За качественный выем грунта под детский фонтан.

– Значит, не прилетали больше? – воспоминания о старых победах греют и вызывают приток адреналина.

– Пока сигналов о дополнительных рейсах не получали, – Угробов без разрешения забирает остатки быстрорастворимого анальгина. – Если появятся новости по делу, которым вы в данную минуту занимаетесь, прошу немедленно сообщить. Я у себя в кабинете. И вот что, сынок…, – наклоняется ближе. – За прапорщиком приглядывай. Мой такой совет. Врет она, что ночью на дачу ездила.

– Почему врет? – холодеет кожа рук, ног и спины. Только лицо остается невозмутимо нормальной температуры.

– Потому, что, как говорил дорогой наш Шерлок, понимаешь ли, Холмс, дедуктическое мышление. Сейчас восемь утра. Первые пригородные автобусы начинают ходить в семь. За час доехать отдачи до дома, а потом до работы, невозможно.

– А она прямиком с огорода на работу, – пытаюсь оправдать неудачное алиби Баобабовой.

– А лопата где? – торжествуя, восклицает капитан Угробов, сыщик с многолетним стажем и просто хороший человек.