Прапорщик Баобабова звонко хлопает себя по голове, удивляясь пропаже ценного исторического экземпляра. Хорошо, если где‑то в канаве каска валяется. А если на месте преступления?

– Уходить надо, Лесик, – жалуется прапорщик Баобабова. И она права. Что скажет капитан, если нас увидит, известно одному богу.

Ночной город не обращает на нас внимания. Дождь закончился, только в разлившиеся лужи иногда срываются капли с деревьев, с домов и с редких постовых милиционеров. Редкие светящиеся окна освещают перегоревшие фонари на улицах. Уборочные машины жмутся к обочине, пропуская спешащие по вызову скорые помощи. Одинокие прохожие торопливо переходят на другую сторону улиц, спешат укрыться в арках. Мы слишком страшны в расстройстве.

Пусть завтра наступит хороший день.

Являюсь на работу раньше обычного. На целых пятнадцать минут. Баобабовой еще нет. Отсыпается после ночных приключений. С ее нервами это не удивительно. А я так и не смог заснуть в эту короткую ночь. Чудилась за окнами черная фигура, разглядывающая меня светящимися глазами. Не помогал ни включенный свет, ни занавешенные шторы, ни созванные по тревоге соседи.

Включаю чайник. Пролистываю утренние газеты. Ищу криминальные новости. Часто в скупых строках информации умный опер может отыскать массу интересных моментов. Но в это утро я ничего не нахожу. Тишь и благодать.

Стук в дверь. Не дожидаясь ответа, входит капитан Угробов. Лицо помятое, неспокойное. На всякий случай вынимаю из ящика стола лист чистой бумаги. Ночные мероприятия могут ограничиться рапортом, а могут и заявлением по собственному. Как кубики упадут.

– А…, Пономарев?! – отчего‑то удивляется капитан. – У вас анальгин есть?

У нас есть все. Вернее, все есть у Баобабовой в ящике. Выставляю на стол упаковку Упсы.

Капитан бросает в стакан три таблетки, наливает кипятку, добавляет три ложки сахара, пять ложек кофе, щепотку соли, один лавровый лист, выжимает половинку лимона, нюхает. Остается недоволен. Достает из нагрудного кармана металлическую фляжку и, тщательно прижмуриваясь, капает в стакан ровно пять капель.

– Для общего тонуса, – объясняет он, хотя я в объяснениях не нуждаюсь. – Будешь за компанию?

Угробов пьет, медленно качая кадыком. Прямо на глазах его лицо светлеет, разглаживается, и через пару минут вижу того капитана, который встречал меня в кабинете в первый рабочий день. Для приличия отхлебываю из своего стакана пару глотков чистого снадобья.

– Неспокойная ночь, товарищ капитан? – запускаю пробный шар. Вполне вероятно, что Угробов не успел нас заметить. После третьей гранаты дыма было, что при хорошем пожаре. А может и пожар был. Но мы с Машкой его уже не застали.

– Не спрашивай, лейтенант, – хрустит кожаная портупея потягивающегося капитана. – Дурдом местного значения.

Появляется Баобабова. Секунда в секунду к началу рабочего дня. Бронежилет вычищен, платформы вымыты, череп выбрит, кольца блестят. Если бы я лично не ползал по грязи вокруг капитанского дома, я бы сказал, что она всю ночь занималась чтением любовных романов.

При виде Угробова прапорщик Баобабова на секунду замирает, но быстро берет себя в руки:

– Извините за опоздание. На дачу ездила, всю ночь огород капала, – У Машки, как всегда, железное алиби. А я вот не подстраховался. Неопытность хуже простоты.

Но капитану нет никакого дела до Машкиного огорода. Вопросительно смотрит на упаковку Упсы.

– Еще по одной? – я отказываюсь, ссылаясь на избыток в организме лишней влаги.

Угробов пьет индивидуальный коктейль один. Машка за его спиной гримасничает, спрашивая, какого черта он сюда приперся, и не пора ли сдавать оружие по описи? На всякий случай достает пистолет и выбирает наиболее незащищенное место на затылке капитана.