Сергей Пономаренко. Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно
Чудеса не противоречат природе, они противоречат лишь тому, что нам о ней известно. Я прошел через сансару многих рождений. Рождение вновь и вновь – горестно. Мы все пришли и все уйдем, Но в этой жизни есть избранники На Голгофу и на Трон.
Пролог Одна из них
1
Жандармский поручик, начальник караула, галантно помог девушке сойти на землю. Со стороны это было нелепым и забавным зрелищем – помочь арестантке в ручных и ножных кандалах, сером казенном халате и темном платочке, прикрывавшем коротко остриженные русые волосы. Она была красива, эта арестантка: большие выразительные глаза цвета изумруда на худощавом бледном личике с небольшим чувственным носиком – все гармонично, пропорционально и к месту. Увидев протянутую руку жандармского офицера, она удивилась и замешкалась, но приняла помощь. Его учтивость никак не сочеталась с теми унижениями и страданиями, которые довелось ей испытать за время нахождения под следствием в Киевской губернской тюрьме. Высокие деревянные ворота тюрьмы с полосатой будкой для караульного стали гранью, отделившей настоящее от такой далекой свободы. Весь мир сузился до размера тюремной камеры, переходов и кабинета следователя. Караульные провели арестантку к массивной приземистой круглой башне с неизменной полосатой будочкой для часового у входа. Скрипнули тяжелые дубовые двери, пропуская ее и сопровождающего офицера внутрь. В небольшом внутреннем помещении после яркого дневного света их встретил полумрак и новый караул – фельдфебель и двое солдат. Деревянные стол, лавка, топчан вдоль стен и пять железных дверей с зарешеченными смотровыми окошками – вот и всё караульное помещение. Поручик вручил фельдфебелю приказ. Фельдфебель, пожилой мужчина с рыжевато-седыми усами и многочисленными нашивками на рукаве, неторопливо его изучил, окинул арестантку пронизывающим взглядом и скомандовал: – В офицерское отделение, в одиночку для смертников. Сердце Аники сжалось, и через мгновение ему стало тесно в груди. Катастрофически не хватало воздуха. Солдат с безразличными сонными глазами на круглом веснушчатом лице несколько раз стукнул в железную дверь в дальнем углу. В смотровом окошечке появился круглый черный глаз, и из-за двери послышался грубый недовольный голос: – Чего надо? Соснуть не даете, черти! Солдатик коротко хохотнул. – Пассажирка к тебе, Филиппыч! Чтобы не скучал, значит! Поручик не выдержал и взорвался: – Обращаться по уставу! Распоясались, сволочи! Фельдфебель, наведите порядок! Фельдфебель неохотно, с ленцой в голосе отозвался: – Слушаюсь, вашбродь! – и врезал солдату в ухо. У того резко мотнулась голова, но выражение глаз осталось прежним. Дверь открылась, выпустив надзирателя – полного коротышку с нелепыми кривыми ногами кавалериста, обрюзгшим, неестественно белым лицом в оспинках и черными глазами навыкате. Он сориентировался в обстановке, вытянулся перед офицером по стойке смирно и рявкнул: – Ваше благородие, куда прикажете сопроводить арестантку? Тот сердито скомандовал: – В одиночную! За дверью оказался серый коридор, в конце его – снова дверь, а справа – ее новая обитель, крошечная камера размером с голубятню с одиноким, привинченным к полу табуретом посередине. Офицер вместе с осужденной зашел в камеру, заполнив собою все свободное пространство. Он был молод, не старше двадцати пяти лет. Его приятное мужественное лицо оказалось прямо перед ней, он посмотрел ей в глаза с сочувствием и тем не менее твердым, официальным тоном произнес: – Осужденная Мозенз! В соответствии с известным вам приговором губернского суда и так как не соизволили подать апелляцию, вы будете находиться в камере Косого капонира Печерской крепости до исполнения приговора. |
