– Мадемуазель, я верю в вашу невиновность… – Он замолк, не находя больше слов.

– Тогда почему я здесь, а не на воле? Почему вы держите меня здесь и готовите казнь, хотя верите в мою невиновность? – голос ее срывался от возмущения и обиды.

– Это решает суд, те, кто наверху, но никак не я! Мое дело выполнять приказы, а не рассуждать. Да-с! – безапелляционно заявил он, разведя руками, и сразу вновь смягчился: – Может, все-таки водки изволите?..

– Вы… чудовище! – взорвалась Аника. – Другие хоть уверены в моей виновности и видят во мне убийцу, а вы, сочувствуя и сострадая, предполагая, что я невиновна, спокойно поведете меня на эшафот! Так приказало начальство! Отговорка для подлецов!

Лицо офицера залила краска стыда. Не в силах найти нужные слова, он непроизвольно открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба.

– Как ваше имя, поручик? – Злость покинула Анику внезапно, как и пришла.

– Андрей… Андрей Андреевич Щеглов, – растерянно ответил он.

– Господин Щеглов, желаю вам здравствовать долгие годы и иметь много детей, абсолютно не похожих на вас! Желаю вашим нерожденным детям жить, не уподобляясь моллюскам, ограниченным раковиной, как человек – приказами свыше, а иметь свое разумение и действовать по совести! Вас я больше не задерживаю! При случае помолитесь в церкви за безвинно убиенную, не без вашего участия, Анику Мозенз! – и она заплакала навзрыд, до боли в груди. – Идите же, я хочу побыть одна, – едва смогла она промолвить сквозь слезы.

– Сейчас распоряжусь – вам принесут Библию и свечу, – сказал офицер, глядя в стенку, козырнул и вышел из камеры. Заскрежетал ключ в двери, и до Аники донесся приглушенный голос поручика: – Надзиратель! Принеси барышне воду, Библию и свечу, да побольше, не огарок какой-то. Ты понял?! Мухой давай!

Через мгновение тюремную камеру заполнила густая тишина одиночества. Обрывки мыслей водили хоровод в молодой головушке, не позволяя ни на чем сосредоточиться. Рыдания перешли во всхлипывания и затихли, только из носа текло и от слез резало глаза. Вновь заскрежетал ключ в дверях, и в камеру вошел надзиратель.

– Всё как вы просили, барышня, – Библия и свеча. Большая Библия и большая свеча! И от меня лично – соломенный тюфячок. Хотя это против правил. Да бог с ними, с этими правилами! Не сидеть же вам, барышня, все время, как свеча, посреди камеры на табурете. Сможете отдохнуть, соснуть часок – лежа-то сподручнее! Здесь я его расположу, удобно будет. Силы вам ой как понадобятся! – с иронией в голосе промолвил он. – Наконец-то все угомонились. В этом крыле тюрьмы мы остались вдвоем – я и ты, барышня, – голос его приобрел зловещие интонации. – Ненадолго! Часа на три-четыре, не больше. Расскажу тебе, что произойдет по окончании этого времени. – Надзиратель засмеялся – зло и ехидно. – К тебе, барышня, зайдут в гости на огонек большой свечи начальник тюрьмы, духовник, врач, дежурный офицер и конвой. Начальник тюрьмы предъявит письменный приказ генерал-губернатора сопроводить тебя в Лысогорский форт для исполнения приговора. Духовник вытрет тебе то ли слезы, то ли сопли, а офицер скомандует караульным взять тебя под белы ручки и в кандалах сопроводить в черную карету для развозки смертников. Там выгорожена махонькая-махонькая клетушка, даже ты согнешься в ней в три погибели, иначе не поместишься. Тебя сопроводит почетный конвой из девяти казаков. Как же, важная персона, чай не каждый день висельников возят! В форте, снова взяв под белы ручки, отведут на один из бастионов, где тебя ожидает большой сюрприз – деревянная виселица с добротной, хорошо намыленной пеньковой веревкой.