Зое взбиралась с глыбы на глыбу с ловкостью горной козы, мне было стыдно отставать от неё. Пришлось преодолевать страх и инстинкт самосохранения. Мы забирались на вершину, садились на горячий от солнца белый камень и смотрели сверху на город и лес, лес без края. Только где-то правее горизонта желтела тоненькая полоска. Видимо, это Холмы. И если добраться до них, то Посёлок будет найти нетрудно. Но когда мы сидели с Зое здесь, на вершине Дома-со, было ощущение, что мы с ней далеко-далеко от всего мира, как на другой планете. Что нет рядом ни молчаливого Хоты, ни красивого Киро, ни Центра и моих дельфинов. Никогда в жизни никого я так не любил, как Зое. Может быть, только маму.

„… Люди-со — это первые люди на земле, те, которых родила Дельфиниха-Мать. Они были огромного роста, выше деревьев, такие большие, что головами доставали до Дома Богов. Люди-со были мудры и терпеливы.

Они быстро научились слушать ветер и понимать море, языки трав, птиц и деревьев. Они нашли огонь и заставили служить себе. Трудна была жизнь первых людей на земле, но они никогда не враждовали, не ссорились и во всём помогали друг другу. Они жили так дружно, что тёмные силы, позавидовав им, наложили заклятье на их детей, и дети их стали малы ростом, и каждые новые дети рождались всё меньше и меньше. Люди-со с высоты своего роста уже не могли разглядеть их. При каждом движении человек-со мог раздавить около десятка детей своих и внуков. Чтобы избежать этого, люди-со замерли, перестали двигаться. Они так долго лежали и сидели без движения, что в конце концов окаменели. Их тела превратились в камень, камень много веков терпел ветер и воду, порастал мхом и кустарником, покрывался снегом, поливался дождём. Сейчас уже трудно увидеть в очертаниях каменной гряды гигантского человека“.

Семерых детей родила Дельфиниха-Мать, семь каменных хребтов на Лысом острове. Теперь я понимаю: то, что мы называем Хребтом Дракона, нависающим над морем недалеко от Посёлка — это тоже скелет человека-со, только поменьше. И когда мы летели на вертолёте над островом, то видели то в одном, то в другом месте такие каменные нагромождения, хребты, разрезающие лес. С высоты они и впрямь напоминают великанов, которые лежат на земле, раскинув руки и подогнув колени…

…Я сильно путаюсь и сбиваюсь. Из памяти стирается даже то, что дорого человеку и что он не хочет забывать. И, видимо, всё-таки милейший Павел Сергеевич что-то колет мне, от чего мозг притупляется и не хочет работать. Отдыхайте, мол, Андрон Михайлович, не тревожьтесь…

Забыл вот рассказать, что через две недели после того, как я покинул Посёлок, однажды утром (я уже совсем окреп и мог ходить) послышался стрёкот и шум, ещё далёкий, странный и знакомый. Он волной надвигался на Город, и в Городе началась паника. Матери хватали своих детей, уводили в дома, запирали окна и двери, тушили костры и печи. Не прошло и десяти минут, как город опустел, словно вымер. Я хотел было бежать на гору, убедиться, что не ошибся, что это действительно вертолёт, но Зое, прибежавшая с улицы, втолкнула меня в дом и стремительно захлопнула дверь.

— Тушите огонь, громкая птица!

Хота уже потушил огонь в печи и был сейчас старчески спокоен. Он обнял испуганную Зое и поцеловал её в макушку, будто с поцелуем желал передать дочери часть своей твёрдости и спокойствия.

— Это за мной, — растерянно сказал я, понимая, что Лист и Мумука волнуются. Я растерялся, потому что не предполагал, какой переполох поднимет в городе обычный вертолёт. Я хотел выйти, но Зое вцепилась мне в руку. В широко распахнутых глазах — сплошной ужас.