— Я считал тебя другом, — отвернувшись, проговорил Вадим.

— Я тоже. Пока не понял, какой ты завистливый дурак. Я же не виноват, что мои родители могут многое себе позволить. Но они вкалывали, как проклятые, А тебе захотелось побольше и все сразу.

— Ну, хватит, — вновь вмешалась Юля. — Вы как две сварливые тетки, способные переругиваться до скончания века. Может быть, вы получаете от этого удовольствие, но меня лично уже тошнит. Поэтому хватит.

— Да, действительно хватит, — мрачно согласился Олег.

Некоторое время они молчали.

И тут нечто привлекло внимание Олега. Хотя правильнее было бы сказать — некто. Он не отрываясь следил за некоей особой, которая только что вошла в кафе. Достоинству, с которым она переставляла ноги, могла бы позавидовать любая знаменитая топ-модель. И одета она была соответственно: облегающее, безумно дорогое платье серебристого цвета в крапинку в сочетании с черными чулками. Короткие смоляные волосы делали ее еще величественней и неприступнее. В ней было столько далекого и нездешнего, что она походила на кинозвезду немого кино.

Девушка подошла к бару и не просто села, а как-то плавно, словно ртуть, перетекла на высокий табурет перед стойкой. Что-то спросила у бармена, тот ответил. После этого она закурила и повернулась к залу. Ее ленивый взгляд скользнул по посетителям и… остановился как раз на них. Спустя секунду она загадочно улыбнулась.

Вполне естественно, Олег немедленно принял улыбку на свой счет. Он улыбнулся в ответ ухмылкой человека, страдающего неизвестной науке психической болезнью.

— Я пошел, — решительно заявил Олег, поднимаясь. — Что-то ваша компания мне не очень нравится. Слишком мрачно. Можете дальше ждать своих бандитов, а у меня и без них все в жизни хорошо и замечательно.

Он двинулся к роковой брюнетке. В его глазах отражалась только ее призывная улыбка, как в глазах моряка, застигнутого ночью в море, отражается свет далекого маяка.

Он сел за стойку рядом с ней.

Она курила и мелкими глоточками пила что-то из широкого бокала, услужливо поставленного перед ней барменом.

— Привет, как жизнь? — спросил Олег, чувствуя себя неестественно глупо, что редко с ним случалось. Обычно он завязывал свое знакомство более остроумным вопросом или замечанием. На этот раз он не смог родить ничего, кроме идиотского и банального: «Привет, как жизнь?».

— Ничего, а у тебя? — без живости, с какой-то томной тоской ответила она вопросом на вопрос, выпустив струйку дыма в потолок.

Олег вдруг с ужасом понял, что не может больше произнести ни слова, словно по дороге к ней он растерял весь запас своих приколов, шуточек и баек, которыми он обычно развлекал и завлекал девушек.

«Е-к-л-м-нэ!» — подумал он, наполняясь отвращением к самому себе.

Она же, будто не замечая его почти ступорозного состояния, как ни в чем не бывало стряхнула с его рукава невидимую пылинку и сказала:

— Знаешь, я тоже когда-то ходила в джинсах. Обожала джинсы. Попка в них выглядит аппетитнее. Но сейчас я бы с удовольствием надела хоть монашескую рясу. Шоб ничего этого видно не было. Шоб глазоньки ваши завидущие не лазали по мне, яко поганые тараканы.

Конечно, он мог бы догадаться раньше! Стометровщица! Эта небрежность и совершенное отсутствие комплекса «с незнакомыми не разговариваю», этот акцент, выдававший в ней хохлушку, пустившуюся во все тяжкие…

Может быть, после сеанса любви она решила заглянуть в кафе.

Мысли его лихорадочно работали.

Где?

Куда?

В машине?

Блин! Там нет ничего, что можно было бы постелить на сиденье! Если что-то испачкается, мать сразу просечет!

— Сколько? — выпалил он, дрожа от нетерпения, Ее снисходительный тон вызвал в нем волну бешеного желания, неистовой похоти, которую надо было немедленно удовлетворить, иначе все внутри него взорвалось бы.