— Почему? — спросил Олег, передавая ей сигарету.

— Не спрашивай. Вспоминать тошно. Гад он. Всякой пакости и грязи нахлебаться заставил. Я же при нем, как собачонка худая. У меня ж ничего нет, кроме ошейника, который он на меня надел.

— Чего же ты тогда ждешь?

— Сама не знаю. Все-таки жить во дворце и спать на чистых простынях лучше, чем ютиться в грязной комнатушке с десятью девчонками и получать копейки. А икра гораздо вкуснее китайских макарон. В Америке побывала, на Канарах, в Париже… Хоть что-то увидела. Но я за все это не держусь. Обязательно что-нибудь придумаю, чтобы жить нормально. Скажи, разве это много — просто жить, любить, растить детей?

— Нет, не много, — согласился Олег. — Ксюш, у тебя мужиков много было?

— Тю-ю! Спросил! Тебе это надо? Я что, хуже или лучше от этого стану, если отвечу? — немножко рассердилась она.

— Прости. Мне действительно это не интересно. С тобой хорошо, уютно, как если у печки сидишь. Все в тебе мне кажется знакомым, словно я тебя раньше где-то видел, а потом забыл. Может потому, что ты добрая, и тебе от меня ничего не надо.

— Ты уверен? — грозно спросила Ксюха. — Ты точно уверен?

— Ну да, да! — засмеялся он, не понимая, к чему она клонит.

— Кое-что мне все же от тебя надо…

Она потянулась и поцеловала его.

В это время в боковое стекло кто-то постучал. Ксюха с ужасом увидела ухмыляющееся лицо Юрика.

— Так, так, так. Готовый сюжет для «Плейбоя» или журнальчика покруче. Ксюша, золотко, не соизволишь ли ты одеться? Шеф давно тебя ищет. Он меня уже заколебал: «Найди ее и найди». Пришлось найти. И ты, пацанчик, одевайся.

— Ну и скотина же ты, Юрик, — процедила она сквозь стекло.

— Я скотина, а ты тварь подзаборная. Мы друг друга стоим. Но вся проблема в том, что ты считаешь себя умной и несправедливо отказываешь в том же полезном качестве мне. Это обидно. Хочу заявить, что ты меня недооценила. Неужели ты думаешь, что сегодняшние твои приключения останутся вне моего внимания? И твой разговор по телефону, и вояж на встречу с Вадимом, и все остальное?..

Рядом с ним Ксюха увидела Диму. Тот с притворно-виноватой улыбкой только пожал плечами.

* * *

Боров, насупившись, смотрел в окно машины, за которым проносился ночной город. Фонари на дороге выхватывали его лицо из мрака, резко обозначая расплывшиеся черты лица, делая его еще уродливее и старше. В этом мелькании стали заметны мешки под глазами и складки у рта.

Ксюха и Олег сидели перед ним, не издав ни звука с тех пор, как их втолкнули в лимузин.

— Ты хоть понимаешь, что после этого я могу тебя просто уничтожить? — спросил наконец Александр Михайлович.

— Это лучше, чем жизнь с тобой, Шура, — ответила она.

— Чем тебе не нравится жизнь со мной?

— Ты пытаешься делать из меня животное. Манишь всей этой блестящей и шуршащей мишурой, как сахарной косточкой, и желаешь, чтобы я прыгала перед тобой на задних лапках. С тобой я перестала удивляться любой мерзости, которую ты мог придумать.