А что с Эвелин… У него чуть сердце не остановилось при мысли о том, что Диаманда плачет, потому что его жена снова в беде… или на этот раз даже убита. Эвелин пережила ряд несчастий, из которых смогла выйти целой и относительно невредимой, но судьба могла в конце концов и отвернуться от нее.

– Где Эвелин? – обеспокоенно спросил Пэн.

Прекратив плакать, Диаманда изумленно посмотрела на него и, соскочив с подоконника, пошла к постели.

– Ты проснулся…

– Я спрашиваю, где Эвелин? Она ранена? Ты поэтому плачешь?

– О… – Глаза девочки расширились от осознания того, какие мысли пришли на ум Пэну из-за ее слез. – Нет! Пэн, с ней все в порядке. Правда.

Он успокоился и лег обратно, только сейчас сообразив, что, разнервничавшись, даже привстал. Скорчившись от ощущения боли, вызванной движением, он вздохнул и утомленно спросил:

– Тогда чего ты плачешь? – Диаманда присела на краешек кровати.

– Из-за… того, что должна тебе рассказать.

Пэн принялся ждать, но она снова начала всхлипывать, и тогда он нетерпеливо сказал:

– Ну, что это?

Опустив глаза, Диаманда пробормотала:

– Ты возненавидишь меня…

Пэн понял, что она хочет, чтобы ее заставили говорить, но он сейчас был не в том настроении.

– Диаманда, давай ты мне просто все расскажешь.

– Это я погубила тунику и шоссы, которые Эвелин шила тебе, – грустно призналась она.

– Э-э… которые?

– Оба комплекта. – Диаманда перешла на полушепот. Когда Пэн открыл рот, чтобы ответить, она затараторила: – Эвелин потушила свечу в палатке. Это я нарочно снова зажгла ее, чтобы постель сгорела вместе с недошитой одеждой. Потом, уже в Джервилле, когда она почти закончила вторую пару, я стащила с ужина немного свинины и вымазала ею всю тунику. Затем изрезала ее, сделала дырки и оставила у собак, зная, что их обвинят. – Девочка начала нервно мусолить и рвать платок в руках. – Эвелин я уже рассказала и попросила прощения. Обещала, что и тебе скажу. Она говорила, не надо, мол, каждый ошибается, и она меня простила…

– Простила?!

– Да. Она оказалась очень понимающей.

Пэн пораженно уставился на девочку. Он, конечно, радовался, что жена у него такая хорошая, только ему самому пока ничего не было ясно.

– Но почему ты это сделала? Зачем подожгла первый комплект одежды, почти не зная Эвелин? Более того, она была так добра к тебе, несмотря на то что в день свадьбы ты якобы не со зла говорила всякие гадости про беременную кузину…

Диаманда скривилась и призналась:

– На самом деле со зла. Я нарочно оскорбляла ее, только она этого не знает. Я забыла сказать ей сейчас.

– Почему ты так поступала с ней? – резко спросил Пэн. Его замешательство постепенно сменилось гневом.

– Я завидовала. – Она подняла голову, смотря на него полными мольбы глазами. – Пэн, я люблю тебя. И всегда любила. Приехав в Джервилл, я знала, что должна выйти за Адама, но ты… ты всегда был сильнее, умнее и… – Диаманда беспомощно покачала головой. – Я люблю тебя. И эта зависть от того, что ты достался ей… – Она вздохнула. – Наверно, мне хотелось, чтобы она чувствовала себя таким же ничтожеством, как и я. Или я заставляла тебя увидеть, какая она неуклюжая, ничего не умеет…

– И то, и другое неправда, – угрюмо сказал Пэн.