— Ты расстроена, — констатировала Тео. Леди Илинор обернулась в дверях.

— Мне просто хотелось бы, чтобы ты устраивала свои дела, помня о приличиях, Тео. Согласиться выйти замуж утром, а к вечеру забрать согласие назад — это отдает легкомыслием, которого я не хотела бы видеть у своей дочери. Я не желаю знать, что произошло между вами вчера, но это позволило графу надеяться, что ты испытываешь к нему определенные чувства. Думаю, ты понимаешь, что было бы нечестно вводить его в заблуждение.

Она вышла, оставив Тео готовой расплакаться. Мать с обезоруживающей точностью определила эту проблему. Почему она так настроена на этот брак? Тео не сомневалась, что мать с первой же минуты была на стороне графа.

Итак, ей предстоял неприятный разговор. Однако лучше выдержать пытку в течение нескольких минут, чем потом мучиться всю оставшуюся жизнь. С окаменевшим лицом она пошла вниз разыскивать Стоунриджа.

Фостер не видел его светлости. Он полагал, что граф еще не спускался к завтраку, хотя было уже почти десять, а его светлость, как все уже знали, вставал рано.

Озадаченная Тео снова поднялась наверх и остановилась у закрытой двери спальни графа. Пока она, нахмурясь в нерешительности, стояла в ожидании и приготовилась уже было постучаться, дверь открылась.

Вышел Генри, который снова закрыл ее за собой.

— Могу я чем-нибудь помочь, леди Тео?

— Его светлость… — неуверенно начала она. — Мне настоятельно необходимо с ним переговорить. Не могли бы вы попросить его уделить мне минутку?

— У его светлости недомогание, леди Тео, — ответил слуга.

Он узнал плохую новость в тот момент, когда рано утром вошел в спальню графа. Когда он, как обычно, хотел отодвинуть шторы, из-за полога кровати донесся слабый голос: «Не надо света, Генри!..»

Пройдет не один час, прежде чем граф Стоунридж будет в состоянии с кем-нибудь разговаривать.

— Недомогание?

Тео захлопала глазами от удивления. У мужчин не бывает недомогания… по крайней мере у таких сильных и здоровых, как граф Стоунридж. Недомогание больше подходит для подагрических стариков, вроде ее деда.

— Да, недомогание, леди Тео, — повторил Генри, вежливо, но твердо показывая, что он не собирается распространяться на эту тему. — Вы позволите?..

Он поклонился и проскользнул мимо нее на лестницу.

Тео уставилась на закрытую дверь. Надо же, нашел время! Что бы ему заболеть или… занемочь часом или двумя попозже!

Она спустилась вниз позавтракать и обсудить с матерью и сестрами странное состояние графа.

Стоунридж лежал в успокаивающей полутьме, борясь с дурнотой, которая усиливалась с каждым приступом боли, ножом врезающейся в правую сторону головы. Повторяющиеся спазмы делали боль непереносимой, и, если бы у него были силы, он бы орал, бился головой о стену… все, что угодно, лишь бы прекратить эту агонию.

Но тело его ослабло, и слабость прогрессировала, пока из глаз у него не полились слезы, которые граф не в силах был удержать.

Дверь открылась, и к кровати тихо подошел Генри.

— Не примете ли немного настойки опия, милорд?

— Она никогда не помогала, — проговорил Сильвестр.

Действительно, настойка оказывала свое действие только во время появления угрожающих симптомов, но сегодня утром он проснулся, как это часто бывало, когда приступ уже был в разгаре, и теперь не оставалось ничего другого, как терпеть.

— С вами хотела поговорить леди Тео, сэр, — проговорил Генри, прикладывая к вискам графа полотенце, смоченное лавандовой водой. — Она сказала, у нее что-то срочное.