— Все, кроме одной, — отозвался Трэвис, направляясь к ней.

— О?

— Да, в ней есть какая-то загадка, в этой гостье. Красивая, умная, страстная… — он принял платье из ее дрожащих рук и бросил его на пол. Взял руку Сильвии, поднес ее к своим губам и стал медленно целовать ее от запястья к внутренней стороне локтя. Иногда он поднимал глаза, отвечая на растерянный взгляд Сильвии своим ошеломляюще страстным взглядом. — Понимаешь, она нуждается в любви и теплоте больше, чем какая-либо другая знакомая мне женщина. Она нуждается в том, чтобы ее обняли мои руки, так же, как я хочу, чтобы она обняла меня. Но она сопротивляется и заставляет себя злиться и быть холодной и непреклонной…

Его слова перемежались поцелуями. Вверх по ее руке, к оголенным плечам. Эти поцелуи отзывались новыми волнами желания и дрожью жаждущего тела Сильвии.

— Я хочу тебя, — выдохнул Трэвис, едва касаясь своими губами нежной кожи у основания шеи Сильвии. — Не нужно больше сопротивляться, милая. Не нужно больше никаких бессодержательных предлогов… — Он страстно поцеловал ее в губы, и Сильвия, охваченная страстью, обхватила руками его шею, раскрыла губы, позволяя его языку проникнуть внутрь.

— Я люблю, люблю тебя, — шептала она, когда он быстрым движением поднял ее и с бесконечной нежностью перенес на кровать.

Его руки гладили все ее тело, касаясь холмиков ее грудей, все еще находившихся под простыней, и плоскую поверхность живота… Он сбросил с нее простыню, — последнюю преграду на пути к ее телу.

— Ты такая красивая, такая прекрасная, — шептал Трэвис, касаясь своими руками ее горячей кожи. Его губы легли на ее груди, и Сильвия задохнулась от наслаждения, почувствовав глубоко внутри себя щемящее томление, когда он дотронулся языком до заострившихся пиков грудей.

Она вытянулась, судорожно расстегнула пуговицы на его рубашке, пальцы ее рук проскользнули под дорогое белье, нащупали островок темных спутанных волос и стали гладить его широкую загорелую мускулистую грудь.

— Сильвия! — прошептал Трэвис охрипшим голосом, приподнимаясь на руках и сбрасывая сначала свою рубашку, а потом все остальное, не отрывая при этом своих сверкающих глаз от ее лица и тела.

Ощущение его подтянутого, сильного тела рождало чувство восхищения. Когда губы Трэвиса с новой страстью стали целовать ее, Сильвия в полубессознательном состоянии стала легонько царапать его спину. Пятилетний обет безбрачия! Пять лет в ожидании этого момента… Сейчас она хотела его! Безумно жаждала почувствовать его внутри себя…

Его вхождение в ее лоно доставило ей такое наслаждение, что у Сильвии перехватило дыхание, и она громко застонала. При слабом свете ночника Трэвис пристально смотрел на нее, входя в нее вновь, и вновь, и вновь… Но вот она прижалась к нему с такой силой, как если бы он олицетворял для нее самою жизнь, уткнувшись лицом в его плечо и притягивая его своими сомкнутыми на его шее руками ближе к себе, чтобы он не мог видеть слез от переполнявших ее чувств, она повторяла громким шепотом:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Иступленный экстаз еще продолжался, но за ним неотступно приближалось страдание. Она вновь не устояла. Даже тогда, когда Трэвис обнимал и целовал ее, нежно касался ее тела, говорил, что она самая прекрасная женщина на земле, Сильвия в душе испытывала муку: наступит утро, а вместе с ним и реальность жизни…

Трэвис поцеловал Сильвию в нежную шею, высвободился из ее объятий и откинулся на спину, закинув руки за голову.

— Это было прекрасно! — из его груди вырвался вздох полного удовлетворения. Он повернул голову к Сильвии, которая лежала возле него, свернувшись калачиком.