– Мадам Люсьена Шаван… Дом тридцать пять по улице Рамбуйе… Данные сходятся, так?

Сраженный на месте, Шаван уже не знал, какой вопрос ему задать, чтобы всех убедить в том, что произошло явное недоразумение.

– Как же они смогли узнать, что пострадавшая – моя жена? – бормотал он. – Видите, тут какая-то несуразица.

– Должно быть, они нашли у нее документы, – сказал замначальника, – и навели справки. Они, знаете ли, располагают возможностями докопаться! Вы должны к ним зайти по возвращении в Париж. У меня есть адрес этого полицейского участка.

Он протянул листок, вырванный из записной книжки, Шавану, и тот машинально сунул его себе в бумажник. Мало-помалу в его голове прояснилось. Да, речь идет действительно о Люсьене. И несчастный случай, разумеется, связан с его письмом.

– Ее жизнь не под угрозой?

– Надеюсь, нет. Но видите ли, парень на проводе особенно не распространяется. Вы знаете этот народ. Он выполнил поручение – и все.

– Коль скоро они потрудились меня известить, – продолжал Шаван, – значит, дела плохи.

Он прикинул. Может, Люсьена обнаружила письмо вчера вечером? Может, она испытала потребность ехать куда глаза глядят, лишь бы унять свой гнев… или боль. Почем знать?

– Они не сказали вам, где именно произошла авария?

– Нет, – последовал ответ.

Шаван повернулся к Матеи:

– Меня смогли бы подменить?

– Вы же знаете – такое всегда в наших силах.

– Постараюсь поспеть к самолету.

– Старина, у авиаторов двухдневная забастовка, – напомнил ему Матеи. – Быстрее обернетесь на «Мистрале» – прибудете в Париж в двадцать два пятнадцать. Даже если мы и запоздаем из-за тумана. В любом случае, в полиции дежурят круглые сутки.

Шаван ощущал, что их переполняет любопытство, и ему было невыносимо оказаться в центре внимания.

– Раз так, я пошел.

Они участливо пожали ему руку.

– Травма головы, – авторитетно и со знанием дела заметил Матеи, – в первый момент кажется трагедией. Но в конце концов все обходится благополучно. Ступайте! Счастливого пути и не падайте духом.

Проявят ли они такое же участие, когда узнают правду? Ведь шила в мешке не утаишь. И тогда они не преминут сказать: «Возможно, эта авария на поверку является попыткой самоубийства. Шаван был намерен развестись. Их брак разваливался». А Людовик – что вообразит себе его дядя?

Шаван в подавленном состоянии шагал через рельсы, чтобы сократить путь к составу. На пороге вагона-ресторана возник Амеде.

– Извините, шеф. Но поскольку вы задержались, я сходил за ключом. Мы тут начали шуровать сами. Что-нибудь стряслось?

Бесполезно скрывать новость, которая скоро и так распространится в узком мирке компании.

– Моя жена угодила в аварию. Вчера вечером.

– Серьезную?

– Не знаю.

Почему он заговорил таким неприятным тоном? Но это получилось само собой. Он чувствовал, как в нем вскипает слепая злоба против Люсьены, против самого себя, против своей работы и жизни, которая его ждет, если Люсьена оправится. И речи не может идти о разводе! Он останется виноватым на всю жизнь.

Шаван извлек из стенного шкафа чистый китель, прикрепил эполеты, схватил пачку меню. Вот сейчас будущее захлопнулось у него перед самым носом. «А может, она умрет!» – подумал он. Чудовищная мысль, но человек не отвечает за свои мечты, а он замечтался, раскладывая меню по столам. Золотой медальон по-перигорски, шашлык из птицы с пряностями или жаркое из говядины по-провансальски.

– Просто не знаю, – ворчал Амеде, – как они умудряются, но мясо у них всегда жесткое.