Ни единого! По такому случаю! Что стряслось?

— Где ваши драгоценности? — резко спросила она.

Королева повернулась к ней. В глазах Анны стояли слезы. Она замечала, что кое-кто из приветствующих ее подданных плохо одет и, судя по изможденным лицам, недоедает.

— Драгоценности?.. — рассеянно переспросила королева.

— Я приготовила те, что вам следовало надеть. Что это значит?

Королева, все еще занятая другими мыслями, ответила:

— О, мы решили, что поскольку там пролилось много крови, событие это не только торжественное, но и печальное.

— Мы? — повысила голос Сара.

— Мэшем согласилась со мной.

Никакими другими словами королева не могла бы так рассердить герцогиню. Она, супруга победителя, отобрала как распорядительница гардеробной королеве драгоценности, а Эбигейл Мэшем, грязная горничная, сказала: «Никаких драгоценностей!», и они остались лежать на месте.

Вынести это было невозможно, и даже в этой церемониальной поездке к собору Сара не могла обуздать свой гнев.

— Стало быть, ваше величество хочет оскорбить герцога?

— Оскорбить герцога? Как вас понять, миссис Фримен? Неужели я могу не отдать ему почестей?

— Это трудно представить, но, кажется, вы подчиняетесь распоряжениям этой дряни Мэшем.

— Я не хочу говорить на эту тему.

— Зато я хочу.

— Миссис Фримен…

— Прекрасное положение дел. Герцог рискует жизнью ради вас. Думает только о вашей чести и о чести страны. Одерживает победы, каких никогда не знал никто из правителей, а вы ведете себя так, будто эта победа — повод для траура, а не торжества.

— Я, естественно, радуюсь, но вместе с тем скорблю о своих подданных, сложивших там головы. О несчастных семьях, лишившихся дорогих…

— Сентиментальная чушь, миссис Морли.

— Это не сентиментальная чушь. Это правда, Мэшем и я очень опечалены…

— Не говорите о Мэшем. Мне до смерти надоело слышать эту фамилию. Жаль, что, впуская ее в вашу спальню, я не знала, какая это змея.

— От Мэшем я не видела ничего, кроме доброты и заботы. Она служит мне с большей старательностью, чем кто бы то ни было… да, кто бы то ни было прежде.

— С тех пор, как миссис Морли так очарована этой грязной горничной…

Карета остановилась у собора, дверца распахнулась.

Королева, с трудом ступая, направилась к собору. Сара держалась рядом с ней.

— Боже, храни королеву! — закричали люди. Анна, близоруко окинув толпу взглядом, улыбнулась как можно обаятельнее и приветственно помахала рукой.

— Грязная горничная! — продолжала Сара. — Пришла в вашу спальню и восстановила вас против всех лучших друзей! Никто не думал, что вас можно так околпачить. Но это случилось!

— Я не желаю слушать подобных разговоров, — сказала Анна.

— Но выслушаете! — воскликнула Сара. — Я всегда высказываюсь откровенно. Раньше вы постоянно твердили, что предпочитаете мою искренность уверткам других. Знали, что я никогда не кривлю душой. Но теперь, кажется, положение изменилось. Вы предпочитаете сладкоречивую горничную, которой нечего сказать, кроме «Да, мадам», «Нет, мадам» в зависимости от того, что вы хотите услышать. В ответ она только просит дозволения приводить в спальню своего дружка Харли, изливающего ложь в ваши широко развешанные уши. А Мальборо, главнокомандующий вашими войсками, для вас ничто.

Они поднялись по ступеням собора. Королева устала. И громко, взволнованно крикнула:

— Неправда! Неправда!

На лицах некоторых людей появилось выражение крайнего удивления.