С Сарой лучше не спорить, но при мысли о ничтожности своей миссии он чувствовал себя неловко.
Анна приняла его в зеленом кабинете, при ней находилась Мэшем. Эта шпионка, змея в траве, которая, как теперь все знали, приводила Харли для тайных совещаний с королевой. Вот с чего начались неудачи! А теперь, когда главную роль в хунте играла Сара, казалось, они все несутся под уклон к полному и окончательному падению.
Годолфин поцеловал королеве руку. Анна держалась с ним холодно. Всякий раз, принимая его, она вспоминала о наглом требовании герцога и несдержанности Сары.
Поначалу лорд-казначей заговорил о политических делах, но Анна чувствовала, что он клонит к какому-то вопросу, ради которого и явился.
Наконец Годолфин перешел к нему.
— Я пока не утвердил повышение жалованья миссис Эбрехел и выделение ей ежедневно бутылки вина.
— Почему? — спросила Анна.
На лице Годолфина отразилось смущение.
— Это слегка не по правилам, ваше величество.
— Не по правилам? Почему, позвольте узнать? Я так распорядилась. Может, мне для этого, милорд, требуется согласие парламента?
— Нет-нет, ваше величество.
— Или, может, согласие герцогини Мальборо?
— Н-нет, ваше величество, но…
— Никаких «но», — твердо сказала Анна. — Пожалуйста, подпишите распоряжение безотлагательно и больше не напоминайте мне об этом недоразумении.
— Слушаюсь, ваше величество.
Годолфин до того глупо себя чувствовал, что не мог дождаться конца разговора. Но ему еще предстояло испытать на себе гнев Сары.
ДОКТОР СЭЧВЕРЕЛ
В ноябрьском небе стояло зарево от множества праздничных костров, и запах дыма доносился в Сент-Джеймский дворец. Шли обычные празднества по случаю пятого ноября, эта дата стала значительной.
В этот день был раскрыт заговор католиков уничтожить взрывом короля вместе с парламентом, а много лет спустя в этот же день на остров высадился Вильгельм Оранский, чтобы избавить Англию от короля-католика. Как тут было не праздновать?
пели люди на улицах.
В соборе Святого Павла, где присутствовал лорд-мэр Лондона, выступил с проповедью некий доктор Сэчверел. Он был красноречив, и проповедь привлекла большое внимание, потому что большая часть ее была посвящена прибытию Вильгельма Оранского в Англию и людям, которые помогли ему получить корону. Затем Сэчверел перешел к некоторым членам нынешнего правительства. Особенно досталось тому, кого он называл «Волпоун». По довольно прозрачным намекам все догадались, что имеется в виду Годолфин.
Собор был переполнен, и, хотя Сэчверел говорил три часа, никто не выказывал желания уйти; проповедь произвела такое сильное впечатление, что ее предложили отпечатать и распространить.
К несчастью для Сэчверела — и не только для него — это было сделано, а вскоре она попалась на глаза Годолфину. Тот, прочтя, узнал себя в Волпоуне, пришел в неистовый гнев и поклялся отомстить этому безрассудному прелату.
Годолфин стоял перед королевой. Анна давно не видела его таким оживленным. «Жаль, — подумала она, — что взбодрить его может только гнев».
Он пожелал узнать, читала ли королева этот памфлет.
Анна читала. Даже нашла очень любопытным и решила, что Сэчверел хороший, благомыслящий человек. Однако не сказала этого при лорде Годолфине, потому что была привязана к нему еще с тех дней, когда называла его «мистером Монтгомери». Жаль, что он позволил супругам Мальборо использовать себя. Судя по словам мистера Харли и Мэшем, дело обстояло именно так; да это было и без того очевидно.
— Этот человек с презрением относится к событиям 5 ноября, а следовательно, и к вашему величеству, — указал Годолфин. |