– Так забери!!!

– Он же пропал!

Я уставилась на Киру.

– Вот потому‑то я и прибежала к тебе, – грустно продолжала Нифонтова, – помоги, умоляю, я не знаю, в какой ломбард он сдал драгоценность.

– Что же я‑то могу?

– У меня есть адрес Эдика, ну по прописке, я видела штамп в его паспорте. Съезди к нему домой, я сама не могу, увижу эту Ванду и слечу с катушек, а ты умная, спокойная. Сделаешь вид, ну… будто какой‑то ерундой торгуешь или опрос проводишь, улучишь момент и скажешь Эдику: «Кира просит передать, что между вами все кончено, выкупи немедленно ожерелье и верни ей, или, на худой конец, отдай квитанцию».

Я кивнула:

– Хорошо.

– Поезжай прямо сейчас, – оживилась Кирка, – вот тебе адрес.

– Ладно, только Олега дождусь.

– Надеюсь, он не до полуночи собрался по рынку шастать, – занервничала Кира.

Не успела она закрыть рот, как из коридора донесся голос Куприна:

– Просто не понимаю, каким образом вы ухитряетесь доносить до дома свои покупки! Даже я еле‑еле допер сумки!

– Но список был совсем небольшой, – ответила Томочка, – так, по мелочи!

– Ни фига себе! – по‑детски воскликнул Куприн.

В ту же секунду мой майор возник на пороге кухни, в руках у него были большие, туго набитые мешки. С протяжным стоном Олег поставил их на стол и попросил:

– Воды! Холодной!

Я улыбнулась и протянула ему стакан:

– Пей.

Жадными глотками Куприн опустошил емкость.

– А теперь представь, – не утерпела я, – что тебе еще надо разобрать торбы, приготовить обед, постирать и погладить бельишко, убрать квартиру… Когда же ты без сил рухнешь у телика, в дом войдет муж и заорет: «Ишь расселась! Я работал, а ты целый день дома лентяйничала! Ну‑ка, отрывай зад от дивана и беги рысью на кухню, есть хочу!»

– Я никогда так не говорю, – обиженно пробубнил Олег.

– Что‑то ты очень много принес, – покачала головой вошедшая за ним Томочка.

Куприн вытащил из кармана мятый листок.

– Нечего меня ругать! Все по списку! Давай проверим. Смотри! Один килограмм сахара. Вот он, пожалуйста. Два пакета гречки. Держите. Три вилка простой капусты и четыре цветной, пять десятков яиц…

Томочка вытаращила глаза, я закашлялась, а Кира начала тихонечко хихикать. Не заметивший нашей реакции Куприн продолжал спокойно вынимать покупки.

– Шесть килограммов муки, семь батонов белого хлеба, восемь бутылочек со средством для мытья посуды, девять пакетов молока и десять газет «Ух». Все точно, никаких ошибок!

– Ну ты даешь! – только и сумела вымолвить Томочка.

– Послушай, – ласково сказала я, – ладно, пять десятков яиц, невероятное количество капусты и длинный ряд упаковок жидкого мыла приобрести можно, в конце концов, логично предположить, что домашние решили сделать запасы, но зачем же нам семь батонов хлеба? А?

– Откуда мне знать, – устало ответил Олег, – котлеты готовить.

– А десять совершенно одинаковых газет?

– Послушай, – обозлился Куприн, – вечно ты всем недовольна! Не хожу я в магазин – лентяй, пойду – дурак! Я, между прочим, целиком и полностью ориентировался на список. Вот тут черным по белому красными чернилами стоит: семь батонов хлеба и десять газет. Томочка лично писала!

– Ты на бумажку взгляни, – сдавленным голосом пробормотала Томуська, – внимательно посмотри, там написано не «семь» буквами, а стоит цифра 7, за ней точка.