Жюли вышла из палаты. Адам нахмурился, гадая, прав ли он. Но тут же заверил себя, что прав. Он любит другую — он в безопасности.

5

Часы пробили полночь. Жюли вздрогнула, заслышав стук колес по мостовой. Сердце учащенно забилось. Беппо поднял голову и взглянул на нее грустными глазами. Нагнувшись, Жюли в последний раз прижалась щекой к пушистой шерсти. Затем, не таясь, сбежала по лестнице в холл. Родители ее укатили-таки в Париж, и Жюли не опасалась, что ее остановят.

Заранее упакованные вещи громоздились у стены. Жюли отворила тяжелую входную дверь. Но тут же вернулась и на мгновение присела на один из чемоданов. Воистину доброе предзнаменование: она не забыла соблюсти древний обычай, без которого ни один русский в путешествие не отправится!

В голове молнией вспыхнула мысль: она убегает от мучительно-сладкой любви к Ференцу Батьяни, но при этом спешит навстречу Адаму Батьяни! Жюли предпочла не вдумываться в этот парадокс.

Однако при мысли о письме, оставленном на столе в библиотеке, сердце Жюли сжалось от горя. Отец поймет ее. Ведь князь Муромский всегда поступал так, как считал нужным. А мама… Ей ведь однажды тоже пришлось отстаивать свою свободу. На душе у Жюли полегчало.

Открыв дверь, Жюли взяла чемоданы, привычно вздернула подбородок и зашагала по садовой дорожке к воротам.

— Жюли! — Адам соскочил с подножки экипажа. — Янош как раз шел помочь вам с вещами. Он принесет остальное.

Адам не сводил с нее восхищенного взгляда. Где его привычное красноречие? Почему он не находит слов, чтобы сказать Жюли, что перевернул небо и землю, лишь бы они смогли уехать сегодня ночью, пока та не передумала? Он отрывает ее от семьи, от родного очага. Губит ее репутацию и ставит жизнь под удар ради личной мести. И лишь потому, что как последний эгоист желает продлить радость общения с нею…

Жюли покачала головой.

— Это все, что есть.

Янош пробормотал сквозь зубы нечто нелестное, подхватил чемоданы и передал их кучеру. Нахмурившись, Адам шагнул к старику. Взяв за плечо, он сурово отчитал его. Жюли искоса наблюдала за обоими: хозяин и слуга досадовали друг на друга, однако за досадой скрывалась искренняя привязанность.

Затем Адам обернулся к Жюли, и та протянула ему руку ладонью вверх. Шагнув ближе, Адам накрыл ее руку своей, ладонь к ладони, затем поднес к губам.

— Пожелаем друг другу доброго пути.

Прикосновение теплых губ составляло разительный контраст с холодными струями дождя.

— В добрый путь, Адам. — Жюли улыбнулась. — Путь будет добрым, я знаю.

— Ты так уверена? — Юноша многозначительно приподнял бровь. — У тебя есть хрустальный шар или иные средства общения с высшими силами?

Жюли покачала головой.

— Дождь идет.

— Дождь? — недоуменно переспросил Адам.

Жюли кивнула и подставила лицо ливню.

— Дождь благословляет путешественников. — При этих словах ей вспомнился голос матери, повторяющий старинную русскую пословицу, и на глазах выступили слезы.

— Жюли… — Чувство вины ножом впивалось в сердце Адама.

Потупившись, Жюли глубоко вздохнула. Когда она снова подняла голову, глаза ее по-прежнему подозрительно поблескивали, но на губах играла улыбка.

— Пойдемте же, — тихо сказала она.

Жюли исступленно колотила в массивную деревянную дверь, кулаки с глухим стуком ударялись о доски, но преграда даже не дрогнула. Острые железные гвозди в кровь ранили руки, но охваченная отчаянием, она продолжала неистово стучать.