— Подумай сам! — в отчаянии воскликнула Жюли. — Ты станешь притворяться, что держишь в объятиях другую женщину! И я буду думать о другом!

Закрывая глаза на боль, отразившуюся в его взгляде, не отдавая себе отчета, что последние слова не более чем ложь во спасение, Жюли решительно выдернула косу из онемевших пальцев. И, тяжело дыша, отвернулась.

Адам ощутил болезненный укол совести. Страсть не утихла, но упоительное ощущение ушло, остались лишь смущение и жар.

— Возможно, я — последний негодяй, но, если бы я сейчас целовал тебя, Жюли… — Адам мысленно заклинал ее обернуться, но девушка упрямо глядела в стену, — да простит меня Господь, о другой женщине я бы и не вспомнил!

Жюли не ответила ни слова, зная: если бы Адам и впрямь поцеловал ее, она бы тоже не вспомнила о другом.

Владелица модной лавки, затянутая в роскошное платье из шуршащей сиреневой парчи, почтительно проводила юную чету к выходу. Посетители называли себя месье и мадам де Карт, но модистка готова была поклясться: эта парочка перед алтарем вовеки не стояла!

Синьора Версини присела в низком реверансе: что делать, уж такие времена настали! Из-за проклятых австрийцев, заполонивших город, добрая половина клиентов разъехалась по загородным виллам, а те, что остались, тратили деньги отнюдь не на наряды. Содержанки австрийских офицеров тоже не обивали порога ее лавки. Но золотые монеты, небрежно брошенные на прилавок высоким блондином, с лихвой компенсируют причиненные неудобства, даже если ей самой и ее мастерицам придется работать не покладая рук с утра до ночи, чтобы исполнить заказ в срок.

Тихо звякнул колокольчик: входная дверь захлопнулась. Хозяйка шикнула на перешептывающихся девушек и прогнала лентяек в мастерскую. Жюли, наблюдавшая сцену сквозь стекло, не без горечи рассмеялась.

Серебристый смех напомнил Адаму утро, и он заметно напрягся.

— Что это тебя развеселило?

Жюли подняла взгляд: спутник ее держался с безукоризненной учтивостью, под стать галантно-безликому тону. Он играл свою роль куда успешнее ее самой. Но до чего непросто изображать равнодушную отстраненность, ежели Адам задумал снабдить ее новым гардеробом, взамен оставленного дома. Подобная заботливость сначала забавляла Жюли, а потом начала стеснять. А теперь еще эти многозначительные взгляды и смешки!

— Модистки, видишь ли, всерьез озадачены вопросом, сестра я тебе или любовница. Но, полагаю, склоняются в пользу последнего.

Адам смерил ее недоуменным взглядом.

— О чем это ты?

Жюли не понимала, почему ситуация столь болезненно отзывается в сердце, и слова ее прозвучали резче, чем хотелось бы.

— Ни один мужчина не станет платить за сестру такие суммы, даже не поморщившись при этом.

Адам прищурился.

— Ты не будешь так добра объяснить, с какой стати они поставили под сомнение твое замужество?

— Пройдемся! — Жюли увлекла спутника прочь от модной лавки и, завернув за угол, остановилась. — Ты продумал все детали, Адам, кроме одной. Отсутствие обручального кольца. Стоило мне снять перчатки — и модистки ехидно переглянулись.

— Почему ты ничего не сказала?

Жюли досадливо закусила губу.

— Сказала — вот только что. Кроме того… я не уверена, что кольцо спасет ситуацию. Боюсь, мы не слишком-то похожи на супружескую пару.

Адам долго глядел в землю.

— Наверное, ты права, — протянул он наконец. — Но проблему с кольцами мы все-таки решим.

И как он мог упустить такую важную деталь? Сколько же еще ошибок он совершил?

Спустя несколько минут они уже расположились в магазинчике, потягивая сладкое вино из бокалов синего венецианского стекла.