— Скажите мне, — попросил я, — сколько зарабатывают эти девушки?

— Если вы входите в первую двадцатку, то можно достичь заработка в пятьдесят тысяч годовых. В противном случае, вы остаетесь в толпе, выколачиваете одну-две сотни в неделю в течение нескольких лет, и единственное, что вам остается, это надеяться на чудо или на то, что кто-то на вас женится.

— Ну, а как насчет вас, детка?

Клео снова хихикнула и сказала:

— Я сама устраиваю свои чудеса. Что же касается мужчин, то после двух неудачных ранних замужеств я беру себе только тех, которых мне самой хочется.

— Когда-нибудь вы споткнетесь.

— Постараюсь, чтобы это было из-за такого, как вы. — Она наклонилась и ущипнула меня за руку. — Учтите, я принадлежу к агрессивному типу женщин.

Я отхлебнул из своего стакана и отставил в сторону.

— Вы думаете, Грета могла уехать с каким-нибудь мужчиной?

Она сделала гримасу и покачала головой.

— У Греты на уме было что-то поважнее, чем мужчины, я же вам уже говорила. Она интересовалась деньгами, и она достаточно умна, чтобы заполучить их. — Клео помолчала и подняла стакан. — Как далеко вы собираетесь зайти в поисках Греты?

— Сам не знаю, детка. Слишком уж она здорово замела следы.

— Знаете, у этого города есть одна интересная особенность — рано или поздно всегда натыкаешься на того, кого знаешь. Может быть, кто-нибудь из здешних и видел ее. Если для вас это так важно, мы можем обойти несколько мест, где она бывала.

— С меня на сегодня вполне достаточно выпивки.

Клео покончила со своей выпивкой, соскользнула с табурета, прошуршав нейлоном. Забавная улыбочка играла в уголках ее рта.

— У-ух, великий человек. У маленькой Греты был своеобразный вкус. Ей больше нравились чудаки-интеллектуалы.

— Ведите, — сказал я.

— Еженедельное сборище клана, великий человек. Грета очень часто посещала эти собрания. Некоторые из этих должны ее знать. Отправляйтесь, разнюхайте, может быть, наткнетесь на кого-нибудь. Подайте мне знак, когда с вас будет достаточно.

Большая часть из двух десятков, набившихся в эту квартиру, растянулась на полу, слушая нытье двух гитар, на которых играли сидевшие на подоконнике парни. Коротко стриженная девушка в узких брюках пела песню, в которой изливала свое горькое недовольство окружающим миром. Глаза ее были плотно зажмурены, руки стиснуты в кулаки, вся ее поза выражала протест.

Дважды обойдя комнату, я сдался, присоединился к двум парням, сидевшим на кухне у импровизированного бара, и хорошенько угостился для разнообразия. Позади бутылок стояла большая посудина для варки рыбы, наполовину заполненная разнокалиберной мелочью и несколькими одинокими десятидолларовыми бумажками в ожидании добровольных пожертвований. Я выудил из кармана пятерку и бросил ее в посудину. Парень с бородой усмехнулся и сказал:

— Гляди-ка, среди нас объявился банкир. — Он поднял свой стакан. — Мы приветствуем тебя. Банкноты такого достоинства не очень-то часто увидишь здесь.

Я подмигнул ему и отхлебнул “хайболл”.

— Сегодня чудесная вечеринка, — сказал я.

— Смердит она, вот что. Было гораздо интереснее, когда к нам приходила одна бэби, которая исполняла танец живота. — Он дернул себя за бороду и сделал гримасу. — Тебе нравятся такие штучки?

— Нет.

— Ты и не похож на таких.

— Зато я могу прочесть первые десять строк “Тани Дин”, — сказал я.