— Сало ел, — призналась Золотинка.

— Ты где его взял?

— Жучка принесла. — Золотинка обернулась, и скромно отставшая тень ее сбежала к костру — живая и сообразительная собачонка, рыжая на поверку и куцый хвостик. — Я сидел… есть хочется! И так-то вздохнул: чего бы то съесть?.. Она убежала и сала кусок несет.

— Да где она стащила? Украла? — нисколько не удивившись собачьим способностям, нахмурилась женщина.

— Ну, сказки, — добродушно сказал мужчина, ухмыляясь. — Садись, малыш. Садись вот сюда, — он показал на тощее тряпье рядом с девочкой.

А та, не смея еще выказать открытого восхищения, спросила:

— Можно погладить?

Все заговорили:

— Дядя-то твой с Колдомки жив?

— И куда ты теперь?

— Да расскажи толком!

Жучка перевернулась на спину кверху лапами в самое беспомощное, а значит, исполненное бескрайнего доверия положение, положение извинительное только щенкам или тем собакам среди бывалых, которые вопреки всем превратностям жизни нашли-таки свое счастье. Жучка ерзала на спине, поскуливала нежно и тоненько, словно выговаривая истомившие ее чувства. Золотинка, а затем и девочка щекотали голенькое брюшко.

И конечно, под это умилительное согласие без запинки прошел коротенький, но складный рассказ, как Золотинка — мальчишка восьми лет — осиротел два месяца назад и знакомый купец из Колобжега сжалился отвезти его в столицу к дяде. Вот. А теперь хоть плачь.

Отец слушал внимательно, уставив взор в землю, изредка только позволял он себе недолгий взгляд на мальчишку, а спросил одно:

— Жучку тоже из Колобжега привез?

— Нет… Здесь… она хвостиком виляла, — отвечала Золотинка, ненужно заколебавшись.

— Ага, — согласился мужчина, не выказывая сомнений и даже как будто бы поощрительно. — Так куда ты теперь?

— Мужики наши говорили, что государыня Золотинка. Вот бы ее сыскать, — отвечала Золотинка, подпадая под обаяние обстоятельной и уважительной беседы.

— Ну, государыня не прячется, — усмехнулся мужчина.

— Она ведь из Колобжега, — оживилась Золотинка, как бы обрадованная поддержкой.

Простодушный замысел искать поддержки и помощи у великой государыни мог зародиться только в бедовой мальчишеской голове. Отец и мать многозначительно переглянулись, но никаких соображений — а они у них, безусловно, были! — не высказали.

— Ну вот что, — решил отец, — ночуй, коли хочешь, с нами. А утром уж, извини, покажем тебе дорогу.

Золотинка послушно кивнула — как ребенок, который не умеет сказать спасибо там, где это нужнее всего.

— Жучка косточки ест.

Нашлась и косточка для Жучки, и краюха хлеба для мальчика. Золотинка легла с краю устроенной под навесом постели и порядочное время таилась с закрытыми глазами, подслушивая хозяев. Но они шептались о своем, а потом затихли.

Когда Золотинка проснулась, было уже светло. Ночью шел дождь, все стало мокро, грязно и уныло.

— Где государыни дом? — спросила Золотинка, как только поймала на себе неулыбчивый взгляд женщины.

— Марушка проводит тебе к дому Чапли. Это городской дворец великой государыни, — отвечала женщина как о деле решенном. — Люди говорят, княгиня Золотинка сейчас в столице. Может, тебе и повезет сердце-то государыни тронуть. Сердце-то у нее есть, у нашей государыни. — Женщина кашлянула и натянула на плечи рогожу, от холода она подрагивала, но лишнее тряпье, что имелось в «доме», все лежало грудой на крепко спящем, розовом от жары малыше.