Изменить размер шрифта - +
Она больше не могла говорить. К глазам подступили обжигающие, горячие слезы, и никаких сил сдерживать их не было. Она сдержалась, когда Джобс сообщил о смерти Эррола. Она сдержалась на похоронах. Но сейчас, крича на Ригдейла, выплескивая вместе со словами всю тоску по Эрролу — ее настоящему отцу, — Тэсс поняла, что больше не может не плакать. Она позорно всхлипнула.

— Вот так бы сразу, — тихо сказал Доминик, преодолел разделявший их шаг, подхватил Тэсс на руки и сел в ближайшее кресло, крепко прижимая ее к себе. Кресло скрипуче возмутилось.

— Отпусти, — Тэсс попробовала вяло отбиться. — И уезжай немедленно.

— Никуда я не уеду, — спокойно произнес он. — Плачь. Немедленно.

И Тэсс зарыдала, вцепившись пальцами в черный свитер Доминика и уткнув нос в его шею, пахнущую дорогим одеколоном.

 

7

 

 

Прошло не менее получаса, прежде чем Тэсс удалось немного успокоиться. Какое счастье, что команда на задании и появится еще не скоро! Неизвестно, что они подумали бы, увидев свою леди-босс в разобранном состоянии.

— Ты спровоцировал меня. — Тэсс всхлипнула и вытерла рукой глаза. Доминик сунул ей под нос неизвестно откуда взявшийся платок. — Или ты вправду так думаешь?

— Конечно нет. На тебя невозможно было смотреть, детка. Почему ты не позволяла себе плакать?

— Думала, Эрролу бы не понравилось. Это непрофессионально. — Тэсс шумно высморкалась.

Доминик поморщился.

— Боже, как все запущено. Посмотри на это с другой точки зрения: внутренняя зажатость мешала тебе работать. Теперь легче?

— Как ни странно, да.

— Ничего странного. Тебе повезло, что я умею утешать плачущих женщин!

— Предварительно доведя их до слез. Легкая победа, мистер Ригдейл. В счастливые времена ты бы так легко со мной не справился.

— Ты сама осознаешь справедливость произошедшего.

— Да, пожалуй осознаю.

— Тогда где же «спасибо»?

Тэсс очаровательно улыбнулась.

— Спасибо.

— Нет, это говорят не так, — прошептал он, — а вот так. — И, положив руку на затылок Тэсс, прильнул к ее губам.

Недавние слезы сделали поцелуй соленым и немного отчаянным. Словно освободившись от колючей боли, все время царапавшей изнутри, Тэсс поцеловала Доминика так, будто он был первым и последним мужчиной в ее жизни. Все, как полагается: глаза закрыты, чтобы навсегда это запомнить, и в какой-то миг становится тяжело дышать, пока не поймешь, что дыхание ваше стало общим. Она прижалась к Доминику, вцепилась в него, словно в спасательный круг, сама того не осознавая. Он спас ее от нее самой, и Тэсс обхватила руками его шею, скользнув мокрыми пальцами по его горячей коже. Еще ни разу в жизни она не целовалась так — так возмутительно по-настоящему.

Кресло снова протестующее заскрипело, когда мужчина и женщина чуть переменили позу, и этот громкий скрип словно дал толчок совершенно новой игре. Тэсс вскочила, и за ней стремительно поднялся Доминик; это было похоже… да, на тот самый танец на венской улице, только на людях они оба никогда не стали бы так танцевать. Опасная игра, в которой нет никаких правил, — и одежда летит по углам, виснет на привезенном оборудовании, на спинке несчастного кресла, избежавшего участи быть окончательно разломанным; руки сплетаются, тела приникают друг к другу, и совсем необязательно открывать глаза, чтобы получить Наслаждение. Наоборот, в темноте под веками прикосновения Доминика похожи на яркие вспышки, на фейерверк над собором и на свет громадных люстр одновременно. В темноте под веками можно увидеть целую галактику, которая вращается все быстрее и быстрее, все ярче и ярче и…

— Посмотри на меня.

Тэсс открывает глаза.

Быстрый переход