Изменить размер шрифта - +
Марси в лихорадке возвращалась домой, но и здесь не наступало облегчения. В отсутствие членов своей семьи Чейз сразу же отдалялся от жены.

— Я просто стараюсь быть нежным, — возразил он, защищаясь. — Но если тебе не нравится, я могу избавить тебя от этого.

Чейз повернулся, подошел к камину и начал разводить огонь. Чувствовалось, что он зол как тысяча чертей.

Однако Марси еще не закончила. Она тоже подошла к камину и схватила мужа за руку, стоило только ему положить кочергу.

— Твоя семья переживает за нас, наблюдает, как мы относимся друг к другу. Благодаря твоим воскресным представлениям, я уверена, они считают, что у нас все в порядке. Вряд ли им известно, что мы практически не женаты. Конечно, нет, ведь твои родственники наверняка замечают нежные взгляды, которые ты бросаешь на меня, когда чувствуешь наблюдение за собой. Не сомневаюсь, они видят, как ты играешь моими локонами, когда смотришь с Лаки баскетбол по телевизору. Разве могут они не замечать, как твой локоть касается моей груди, когда ты тянешься за кофе?

— Только не говори, что тебе это не нравится, Марси, — произнес Чейз низким, дрожащим голосом. — Даже через ткань рукава я чувствую, как твердеет твой сосок, слышу сдавленные стоны в твоем горле. — Он воспользовался взятой женой паузой, чтобы перейти в атаку. — Раз уж мы коснулись этой темы, мне не нравятся твои заигрывания…

— Заигрывания?!

— Заигрывания. Какое еще придумать название тому, что ты кладешь руку на внутреннюю сторону моего бедра и начинаешь поглаживать? О, ты заботишься, чтобы все выглядело ласково и невинно, но и ты и я — мы оба знаем, что происходит четырьмя дюймами выше! И если тебе противно, когда я обнимаю тебя за плечи, то незачем прижиматься ко мне. Тебя коробит от предложения накинуть на плечи мой пиджак? А ведь я вижу, будь уверена, как под кофточкой у тебя по коже бегут мурашки. Когда я кладу руку тебе на колено, ты не отстраняешься. Если это не приглашение, тогда я не знаю, что это такое!

В глазах супругов отражались скачущие по каминной решетке язычки пламени. Огоньки страсти и злобы подпитывали друг друга.

— Что-то незаметно, чтобы ты отстранялась, когда я погладил тебя по голове. Напротив, ты губами дотронулась до моей ладони. Там даже повлажнело от твоего языка. Ты засмеялась, когда я пролил на себя кофе. А пролил я из-за того, что ты подтолкнула грудью мой локоть. Я тоже засмеялся, ведь ты стала промокать пятно от кофе своей салфеткой. А потом уже трудно было отличить смех от стона. Что я должен делать в столовой своей матери, когда твоя рука массирует мне промежность, — смеяться или стонать? И не учи меня, как себя вести! Я был бы более чем рад прекратить эти сексуальные загадки, потому что, если воскресные игры сводят тебя с ума, представляешь, что творится со мной?!

В комнате неожиданно наступила полная тишина. Марси сделала шаг к мужу и томным голосом спросила:

— Что с тобой творится, Чейз?

Он взял ее руку и прижал к ширинке.

— Вот что.

Марси ощутила его эрекцию.

— Зачем же прекращать заигрывания, Чейз? Почему бы не предпринять что-нибудь поинтереснее? — С каждым медленным, плавным движением ее руки дыхание Чейза становилось все громче, тяжелее. — Ты боишься, что тебе не понравится? Боишься?

Марси отодвинулась от мужа, подняла руки и запустила руки ему в волосы.

— Поцелуй меня! Поцелуй по-настоящему. — Приблизив к его рту свои губы, она прошептала: — Я вызываю тебя.

Звук, вырвавшийся из горла Чейза, оказался роковым. Словно дикарь, Тайлер впился в губы жены, да так грубо, что они вмиг онемели. Наконец она смогла приоткрыть их и ощутила упругий язык Чейза. Бешено, настойчиво, неумолимо он рвался к ней в рот.

Быстрый переход