Уильям прищурился, стараясь разглядеть всадников, и узнал обоих. Тот, что помоложе, являлся его другом, которого он всегда был рад видеть. Старший, пожалуй, относился к его заклятым врагам, хотя в общении друг с другом они старались сохранять прохладную вежливость.

Нахмурившись, Уильям остановил коня и принялся ждать. Мужчины быстро понеслись к нему, окруженные облаком пыли, поднимающейся из-под копыт.

– Добрый день, Перрис.

Уильям кивнул другу. Его сдержанность объяснялась присутствием рядом с ним другого всадника, остановившего свою лошадь совсем близко.

– Мы только что выехали из Рукхоупа, – сказал Перрис. – Какая удача, что мы тебя встретили! Не застав тебя дома, хотели вернуться сюда позже на этой неделе.

Уильям выдавил из себя натянутую улыбку. Перрис Максвелл был не только его другом, но и родственником. Не так давно матушка Уильяма вышла замуж за Максвелла из Брентшоу, дядю Перриса. Помимо родства, их связывало еще и знакомство при дворе, где Перрис, изучивший право, исполнял обязанности адвоката при вдовствующей королеве Марии де Гиз.

Уильям перевел взгляд на мужчину рядом с Перрисом и слегка склонил голову.

– Мое почтение, Малис.

– Уильям, – произнес Малис Гамильтон.

Его темно-синие глаза и коротко остриженные седые волосы отливали серебром в свете заходящего солнца.

– Большая удача встретить тебя. Перрис прав.

Каждый раз, когда Уильям встречал Малиса Гамильтона, он чувствовал внутри себя нарастающее напряжение. Их связывали трагедия, злоба, даже ненависть. Дело было не только в том, что Малис Гамильтон присутствовал среди тех, кто увозил его из Рукхоупа в день, когда был казнен его отец Алан Скотт. Малис приходился отцом женщине, которую Уильям любил и потерял и которая была матерью его ребенка.

Из-за горькой, нерасторжимой связи, существующей между ними, Уильям посчитал самым разумным избегать общества этого человека. Сейчас, когда они находились в сотне ярдов от места, где повесили отца Уильяма, а Малис взял юношу в качестве заложника короны, ему с трудом удавалось обрести власть над собственным гневом.

А еще их обоих связывала Катарина. Мысль о благе маленькой дочурки заставляла Уильяма обуздать свою острую неприязнь по отношению к ее деду.

– Мы приехали сегодня в Рукхоуп по официальному делу короны, но вас в замке не оказалось, – произнес Малис. – Ваша сестра Елена показала себя радушной хозяйкой в ваше отсутствие… бедняжка…

Уильям едва не задохнулся от возмущения. Замечание Малиса было просто оскорбительным. Старый мерзавец намекал на шрамы, оставшиеся на лице девушки после того, как она переболела ветряной оспой. Уильям уже собирался дать достойную отповедь наглецу, но Перрис, подъехав поближе к другу, помешал ему.

– Я не склонен жалеть леди Елену, – заявил Перрис. – Шарма и грациозности ей не занимать. Я нахожу ее милой и весьма жизнерадостной. Признаться, ваше замечание, Малис, меня удивило. Не понимаю, с какой стати вы назвали ее бедняжкой!

Реплика Перриса прозвучала как вызов. Уильям не мигая смотрел на Малиса. Старик, откашлявшись, пожал плечами.

– Ну… да… в общем. Ваша матушка захворала и слегла, – произнес Гамильтон. – Она так и не спустилась поприветствовать гостей.

– Должно быть, ее знобило, – произнес Уильям.

Он прекрасно знал, почему его мать осталась в своих покоях. Пожалуй, и для Малиса это не было секретом. Леди Эмма просто не выносила даже редких визитов Гамильтона в Рукхоуп.

– Катарина – просто красотка, – сказал Малис, – напоминает мне ее мать в таком же возрасте.

– Да, – порывисто кивнул Уильям.