— А сколько лет твоему сыну?

— Два года, ваше величество.

Глаза Елизаветы широко раскрылись, а уголки губ задергались.

— О Боже, Гленкерк! Не говори мне, что тебя поймал возмущенный отец!

— Нет, мадам. Нас с женой обручили еще в те годы, когда она была ребенком.

«Здесь таится какая-то занятная история, — подумала Елизавета, — но не стоит доверять ее ушам придворных сплетников. Пусть они теряются в догадках».

— Пойдем, Гленкерк, я хочу послушать об этом наедине.

Оставив двор, королева, идя впереди графа, вошла в небольшую приемную.

— Без церемоний, граф! Садись.

Елизавета села и налила два стакана вина.

— А теперь, Гленкерк, — продолжала она, подавая напиток, — объяснись.

— Когда нас обручили, Кат было четыре года, а мне тринадцать. Так прошло одиннадцать лет.

— Кат? — удивленно переспросила королева. Патрик улыбнулся.

— Катриона, ваше величество, это по-гаэльски Катерина.

— Так, — нетерпеливо произнесла Елизавета. — Но почему же получилось, что твоему браку два года и твоему сыну столько же?

— Произошло недоразумение, и она убежала за три дня до свадьбы.

Глаза королевы озорно сверкнули.

— Ты получил упрямую девицу, а, милорд?

— Да, мадам, именно. И я почти целый год не мог ее нигде разыскать.

— Надо уж было постараться разыскать ее как-нибудь пораньше, Гленкерк, раз она понесла твоего ребенка.

Патрик засмеялся.

— Сначала она пряталась у преданных слуг, ушедших на покой, а затем в горах, в небольшом особняке, который принадлежал еще ее бабушке. Там я ее и нашел, и все было бы хорошо, если бы…

Королева прервала его:

— Уверена, ты совершил какую-нибудь огромную глупость.

— Да, — признался граф, — и она снова убежала. В Эдинбург, где мой брат с женой как раз собирались во Францию.

Она сумела заговорить зубы Фионе, и та позволила ей остаться в их доме без ведома Адама. Фиона рассчитывала, что Кат быстро одумается и вернется ко мне. Но на Новый год она обнаружила, что та все еще прячется в Эдинбурге, а до рождения малыша оставалось всего около двух месяцев. И тогда жена брата написала мне. Мы с дядюшкой сразу же ринулись в Эдинбург. Мы с Кат выяснили отношения, помирились, и дядюшка, состоящий аббатом гленкеркского аббатства, нас повенчал.

— Держу пари, Гленкерк, что тебе пришлось нелегко, — усмехнулась королева.

— Нелегко, — согласился он.

— А когда родился твой сын?

— Примерно через час после брачного обряда.

Елизавета, во время разговора потягивавшая вино, принялась громко хохотать и хохотала до тех пор, пока из глаз у нее не брызнули слезы. От смеха у королевы перехватило дыхание, она поперхнулась вином и закашлялась. Не долго думая, Гленкерк встал, нагнулся и похлопал ее по спине.

Когда королева наконец отдышалась, то сказала:

— Надеюсь, милорд, ты привез свою дикую девицу, ибо я желаю с ней познакомиться.

— Привез, ваше величество, и также привез мою мать, леди Маргарет Стюарт Лесли. Надеюсь, вы примете их обеих.

— Приму, Гленкерк. Приводи когда захочешь. Но скажи, красива ли твоя жена?

— Да, мадам, красива.

— Столь же красива, как и я? — скромно спросила королева.

— Едва ли можно сравнивать красоту ребенка с красотой зрелой женщины, ваше величество.

Елизавета, довольная, заулыбалась.

— Боже, Гленкерк! Думаю, у тебя не все потеряно. Это первый настоящий комплимент, что я слышу из твоих уст при моем дворе.